Пещерные города и монастыри Крыма

Для подхода к весьма непростой проблеме происхождения «пещерных городов», как уже отмечалось выше, весьма важно определить характер каждого из них, чем в действительности являлось то или иное поселение и какие этапы в своем существовании оно прошло. Были ли какие-либо общие причины для возникновения всех поселений или их отдельных групп, можно ли установить какие-то общие закономерности в рождении, развитии и угасании «пещерных городов»? Лучше всего попытаться ответить на эти вопросы, опираясь на результаты изучения крупнейших из них, таких как Мангуп, Эски-Кермен и Чуфут-Кале, давших наиболее представительный материал для восстановления их исторического пути. Итак, какими же видятся сейчас его этапы?

Эти поселения зарождаются в самом начале эпохи Великого переселения народов, в III-IV вв. Расселявшиеся в предгорьях варвары нуждались в убежищах на случай военной угрозы, особенно со стороны степей. Для этого лучше всего подходили «естественные крепости». По мере того как укреплялось здесь влияние Византии, политическое и идеологическое, нарастала и внешняя угроза в связи с продвижением к берегам Черного моря границ гигантской степной империи — Тюркского каганата.

В середине VI в., когда Византия находилась на пике своего могущества, а с другой стороны, максимально возросла и опасность военной конфронтации с каганатом, были приняты решительные меры к созданию мощного укрепленного района вокруг важнейшего для Византии стратегического опорного пункта на западном фланге полуострова — Херсона. Больше Византия никогда не предпринимала столь масштабных акций, силы ее оказались подорванными непосильными затратами ресурсов на поддержание грандиозной, но, как показали последующие события, малоэффективной оборонительной системы, основа которой была заложена предшественником, Римской империей. Эта система должна была обеспечить защиту колоссального протяжения границы с варварами, проходившей по степям, горам, пустыням, лесам и болотам, и крошечный ее крымский участок противостоял огромному миру номадов евразийских степей. По сути, это был крайний северный пик европейских владений Византии, позволявший в рамках большой стратегии контролировать все Черное море. Это объясняет, почему Юстиниан не поскупился на средства и квалифицированных инженеров для возведения в области расселения его союзников в Таврике, готов и аланов, по крайней мере трех сильных крепостей. Две были возведены в близком соседстве: между Мангупом и Эски-Керменом всего 5 км. Третья, на плато Чуфут-Кале, отдалена от них на 18 км к северо-востоку и, судя по данным более поздних письменных источников, она оказалась в районе, заселенном в основном аланами. Для всех этих крепостей характерны общие для ранневизантийской фортификации черты: употребление разнообразных технических приемов и планировочных решений в зависимости от условий местности и строительных ресурсов, но главное — это максимальное использование оборонительных возможностей, предоставленных природой.

Характерным признаком этого этапа стало появление мощных оборонительных систем, обеспечивавших защиту максимально возможной площади труднодоступных плато. В то же время территории этих обширных крепостей были заселены довольно слабо, постоянно здесь находились только относительно немногочисленные гарнизоны. Людьми они наполнялись лишь в случае появления неприятеля, сюда свозилось наиболее ценное имущество, запасы продовольствия, сгонялся скот. Для этого и резервировались столь значительные пространства под защитой обрывов и крепких стен.

Археологические раскопки показывают, что это население было прочно втянуто в сферу экономического влияния империи. Об этом свидетельствует преобладание импортных ремесленных изделий (металл, столовая и тарная керамика) над местными. Вино варвары-союзники употребляли исключительно привозное, судя по многочисленным находкам фрагментов амфор, в кошельках их побрякивали бронзовые византийские монеты, которые могли обращаться только по принудительному курсу в пределах имперского рынка. Варвары, обитавшие за его пределами, охотились исключительно за монетной регалией из золота и серебра.

Внутри крепостей, с их более чем скудной внутренней жилой застройкой, особенно горделиво и величественно выглядели великолепные храмы-базилики, предназначавшиеся не только для истинно верующих — таких среди варваров первоначально было немного, а прежде всего для обращения масс язычников в христианство — на это дальновидные византийские правители денег не жалели. Эти храмы были центрами не только идеологической, но и культурной жизни. Они прошли вместе с крепостями их долгий путь, превращаясь временами в руины и вновь вздымаясь к небу, пока окончательно не угасла человеческая общественная жизнь на скальных подиумах горных плато, оставив после себя развалины. Однако даже по прошествии столетий в них угадываются очертания каменных кораблей, в которых человечество не теряло надежды найти путь к спасению.

Уже на начальном этапе существования в крепостях появляются первые немногочисленные искусственные пещерные сооружения. Строились они по образу погребальных сооружений, подземных склепов, типичных для раннесредневековой эпохи. Иногда пещеры создавались возле оборонительных стен и использовались как укрытия для караульных или как дозорные посты. Вырубались в скале зернохранилища в виде веретенообразных или колоколообразных ям, располагавшихся обычно гнездами. Лучше всего они представлены на Эски-Кермене и на Бакле. Однако больше всего подземных сооружений было в окрестностях крепостей. Они составляли целые города, «города мертвых» — так буквально с греческого переводится слово «некрополь». В эпоху раннего Средневековья продолжалась античная традиция устройства кладбищ за пределами оборонительных стен. Покойников преимущественно хоронили в склепах, представлявших камеры со сводчатым потолком, вырубавшихся в плотном грунте. Вход в них устраивался в виде прямоугольных в плане колодцев с узким лазом в торцовой стенке. По форме эти сооружения близки к северокавказским и, очевидно, появились в Таврике вместе с расселением аланов. Эту погребальную традицию вместе с христианством переняли готы, ранее часто кремировавшие своих покойников. Наиболее ранние искусственные пещерные сооружения оборонительного назначения по своим архитектурным особенностям во многом повторяют склепы.

Значительно позже происходит усложнение и увеличение разнообразия форм внутрискальных помещений, которые теперь в большей степени отражали особенности наземных построек, нежели погребальных. Начало этого этапа в жизни «пещерных городов» можно отнести ко 2-й половине VI в. Для Мангупа и Эски-Кермена он завершается в IX в. временным захватом крепостей хазарами. Труднее обстоит дело с Чуфут-Кале, поскольку на большей части территории поселения сохранился практически только культурный слой, отражающий последний этап существования — XVII-XIX вв. Это связано, во-первых, с использованием крепости как убежища, по крайней мере, до 2-й половины XIV в., то есть постоянное население в ней если было, то весьма незначительное; во-вторых, в последние века существования неоднократно производилась генеральная очистка территории города от строительного и бытового мусора, то есть уничтожался культурный слой, дающий главную археологическую информацию. Однако все же исследователям удалось в отдельных местах на периферии поселения, прежде всего в расселинах, перекрытых оборонительными стенами, на краю обрыва, обнаружить ранние материалы, а кроме того, сейчас не вызывает сомнения связь с крепостью могильника на южном склоне плато, в ущелье Марьям-Дере, датируемого VI-IX вв. Это и есть наиболее вероятная дата раннего этапа в жизни Чуфут-Кале как крепости.

Занятием населения этого периода было преимущественно отгонно-пастбищное скотоводство в сочетании с земледелием. Местное ремесленное производство было развито слабо, имело домашний характер. Значительным был приток импортных изделий, главным образом из прибрежных византийских центров. Это не удивительно, поскольку рассмотренные нами три крупнейших «пещерных города» начинали свой путь как укрепленные поселения в качестве военно-опорных пунктов, характерных для ранневизантийского пограничья, в условиях горных районов, населенных варварами.

Заметные изменения в облике относительно небольших по размерам «пещерных городов» отмечаются в конце I тысячелетия н.э. Некоторые из них приобретают черты «малых городов» (Бакла, Тепе-Кермен). Из крупных поселений этот процесс захватывает Эски-Кермен. Перемены выражаются в появлении довольно плотной застройки плато жилыми компактными усадьбами городского типа. Развивается местное ремесленное производство при сохранении традиционных торговых связей с византийским Херсонесом. Усиливается роль плужного земледелия в сочетании со скотоводством — уже со стойловым содержанием скота. Появляется большое количество искусственных пещерных сооружений, в основном хозяйственного назначения. В области идеологической завершается процесс христианизации, что получает наиболее яркое выражение в появлении относительно небольших наземных и пещерных церквей. Наряду с ними продолжают функционировать и большие ранние базилики.

Данный период можно определить как раннегородской.

Начало его может быть соотнесено со временем хазарской экспансии в Юго-Западной Таврике, пик которой приходится на конец VIII — начало IX в. Затем около половины столетия ситуация была стабильной, крепости на мангупском и эскикерменском плато попали под контроль хазар. Они определяли византийско-хазарское пограничье до 2-й половины IX или даже до начала X в. Причем на первом поселении обжитая территория, по сравнению с предшествующим периодом, существенно сократилась, ограничиваясь, преимущественно, мысом Тешкли-Бурун и прилегающей к нему ближайшей территорией. Второе поселение развивалось более интенсивно, и в XII-XIII вв. оно представляло по существу единственный город на территории, отождествляемой с исторической Крымской Готией. Соответственно для Крымской Алании военным центром являлась крепость Кырк-Ор (Чуфут-Кале), а Бакла представляла поселение городского типа. В конце XIII в. процесс развития этих ранних городов был прерван нашествием орды эмира Ногая. После него жизнь здесь или не возродилась (Бакла), или же поселение превратилось в деревню (Эски-Кермен). Что касается Мангупа и Чуфут-Кале, то нет пока данных о существовании там с XI по XIII в. какой-либо заметной жилой застройки.

Городской период в жизни больших городищ представлен Феодоро и Кырк-Ором. В этот период развивается производство, в особенности кузнечное, гончарное, строительное. В планировке просматривается квартальная система. Реконструируется оборонительная система, хотя в крепостных ансамблях сохраняются ранневизантийские укрепленные внешние линии. В Феодоро появляется вторая линия обороны и цитадель, в Кырк-Оре в конце периода возводится восточная оборонительная стена, превратившая византийскую напольную систему во внутреннюю (Средняя стена). Расцветает монументальная архитектура: на Мангупе в центре города и в цитадели возводятся и реконструируются церкви, дворцовые комплексы; в Кырк-Оре строится мечеть и мавзолей Джанике-ханым. Появляется большое количество пещерных сооружений, интерьеры которых подражают наземным постройкам.

Данный период в жизни крупных поселений определяется политическими обстоятельствами: превращением Феодоро и Кырк-Ора в столичные центры. Первый возглавляет одноименное христианское княжество, возникшее, вероятно, в 1-й половине XIV в.; практически одновременно с ним Кырк-Ор, захваченный татарами, становится центром бейлика (княжества) в составе Золотой Орды, а с 30-х гг. XV в. — столицей Крымского ханства. Таким образом, вместо двух погибших раннегородских поселений в Алании и Готии возникают два новых, ставших административными центрами политических образований, сыгравших важную роль в международной жизни причерноморского региона.

Позднегородской период начинается в конце XV в. В результате турецкого завоевания 1475 году на полуострове было ликвидировано княжество Феодоро. Мангуп превратился в центр провинциального кадылыка, город пришел в упадок. По крайней мере, до 1-х десятилетий XVII в. здесь еще сохраняется христианское население. В планировке поселения этого периода выражены три района: цитадель с прилегающим к ней мусульманским кварталом, христианские кварталы, совпадающие с приходами, — вероятно, их было три по числу наземных храмов; был также караимский квартал кожевенников в верховьях Табана-Дере и вокруг руин большой базилики. Планировка поздних усадеб в большинстве случаев не совпадает с феодоритскими, они стали большими по размерам, приобретя деревенский характер. Окончательно поселение угасает к концу XVIII в. в связи с утратой им военных и административных функций.

Кырк-Ор после переноса ханской ставки в Бахчисарай (начало XVI в.) сохраняет лишь торгово-ремесленные функции. Здесь усиливается роль караимской общины, строительная деятельность которой поддерживает городской облик поселения. Активное участие в экономической жизни рядом расположенной столицы ханства позволило оттянуть угасание поселения до 2-й половины XIX в.

Таким образом, в Юго-Западной Таврике период с конца XV по XIX в. характеризуется постепенной деградацией старых городов. Причиной этого стали изменения геополитической ситуации в Северном Причерноморье, при которой уменьшилась роль внутренних крепостей. На заключительной стадии своего существования они становятся обиталищами этноконфессиональных общин (караимов, крымчаков).

На примере этапов эволюции городов Юго-Западной Таврики можно видеть, что очаг градообразования здесь просуществовал на протяжении всей средневековой эпохи. Определяющим фактором существования этих поселений являлось выполнение ими в первую очередь военно-административных, а затем уже социально-экономических функций.

В пределах этого очага можно выделить две зоны:

1) междуречье среднего и верхнего течения Альмы и Бельбека — зона, совпадающая с исторической областью «Аланией»;

2) междуречье среднего и верхнего течения Бельбека и Черной, историческая «Готия».

Одновременно в каждой из них существовало не более одного-двух поселений городского типа. Выделенные четыре этапа в эволюции городских поселений, вероятно, отражают исторические эпохи в жизни северопричерноморского региона.

«Пещерные города», путешествие по которым вы начинаете, — наиболее яркие свидетели бурного средневекового времени. В него уходят корни многих явлений нашей нынешней жизни. Она не станет лучше от того, что мы лишимся этих корней и останемся с воздушными замками, которые можно перестраивать хоть ежеминутно, в зависимости от политических страстей, лидерских амбиций и просто от лености ума, не загруженного знанием о действительно сложной, противоречивой, мучительной стезе движения от дикости и варварства к цивилизации.