Херсонес Таврический
Улицы и площади Херсонеса
Музей-заповедник "Херсонес Таврический" — это редчайший памятник мирового значения античной и средневековой эпох, который входит в список 100 самых выдающихся памятников истории и культуры, составленный Мировым фондом памятников мировой культуры. За свою многовековую историю Херсонес знал разные периоды: процветания и упадка, культурного и духовного подъема, а также время беспощадной борьбы за выживание.
Сейчас каждый гость Севастополя имеет прекрасную возможность познакомиться с историей древнего городища, осмотреть его величественные руины, увидеть уникальные памятники, бережно отреставрированные сотрудниками заповедника.
Монетный двор
Самым незабываемым уголком заповедника, бесспорно, можно назвать Греческий дворик (часто его неправильно называют Итальянским), который примыкает к зданию Средневекового отдела. С двух сторон его окружают мраморные колонны от средневековых христианских храмов. С южной стороны, свободной от колонн, лежит отполированный бесчисленными прикосновениями экскурсантов раннеримский мраморный лев. Именно этот лев когда-то украшал вход в Западные ворота города, а рядом с ним под кровлей низкого навеса виднеются остатки глубокого и обширного подвала здания, раскопанного К.К. Косцюшко-Валюжиничем в 1904 году и с тех пор известного как «монетный двор» Херсонеса. Время его создания датируется IV-III вв. до н.э.
С восточной стороны в него ведет спуск по узкой каменной лестнице в десять ступеней, но сверху лучше виден коридор и примыкающая к нему справа анфилада из четырех помещений, стены которых сохранились на значительную высоту, превышающую человеческий рост. Они выложены из огромных, тщательно подогнанных известняковых блоков, положенных насухо, без связующего раствора, что указывает на эллинистическую технику строительства. Здание находилось в удобном месте, на склоне скалистого плато, спускавшегося к низине портового района, что облегчало устройство глубокого полуподвального этажа, и примыкало непосредственно к Главной улице. В двухстах метрах к востоку от него начиналась центральная площадь — агора.
К сожалению, перед нами не весь подвал этого очень большого, богатого здания, которое сгорело во время сильного пожара в III в. до н.э. и больше не подлежало востанавлению. На руинах этой усадьбы были построены другие дома. После раскопок южная часть здания по требованию монастыря была засыпана и распланирована под цветник.
Несмотря на свои огромные размеры, здание имело планировку обычной жилой усадьбы. Все помещения были сгруппированы вокруг двора с галереей, крышу которой поддерживали 26 колонн. Эта планировка заставляет вспомнить перистильный дом того же времени в северовосточном районе Херсонеса, недалеко от Восточной площади — Парфенона, тоже выходивший на Главную улицу и отличавшийся внушительными подвальными помещениями, отчасти высеченными в известняковом склоне. В таких усадьбах могли жить только самые богатые херсонесские семьи, относившиеся к городской знати, высшим должностным лицам полиса, либо они являлись общественными сооружениями. К слову, по своим размерам и расположению дом вполне подходил под параметры того здания, в котором развертывались события рассказа о Гикии. Как и руины пепелища под легендарной Ламаховой Возвышенностью, он тоже погиб в огне.
Коридор нижнего этажа, некогда полуподвальный, был связан с двором каменной лестницей, от которой сохранилось семь ступеней. Противоположная лестница выводила в одно из угловых помещений первого этажа дома. Здесь же рядом был устроен глубокий поглотительный колодец для сточных вод, который соединялся с подвальным коридором прямоугольным отверстием в стене.
В самом большом из угловых подвальных помещений дома во время раскопок оказались найдены остатки пифосов и следы деятельности небольшой мастерской по обработке цветных металлов — плавильный горн, отходы литья в виде шлака и 43 бронзовых кружочка, которые посчитали заготовками для чеканки монет. Они-то и дали основание назвать открытое здание монетным двором, что можно воспринимать весьма условно, ибо назначение медных кружочков остается открытым. Впрочем, полис с IV в. до н.э. достаточно регулярно выпускал эмиссии собственных денег, не только бронзовых, но и серебряных, поэтому монетный двор и мастера монетного дела, литейщики, изготовители штампов-чеканов здесь, несомненно, были.
Античный театр
Пройдя по аллейке сквера вправо от монетного двора, вы окажетесь у руин античного театра Херсонеса, уникального для Северного Причерноморья. Открыл театр известный крымский археолог Олег Домбровский в 1954 году. Произошло это случайно, когда археолог проводил доследоввания одного из средневековых храмов, выстроенных на этом месте. Построенный на рубеже IV и III вв. до н.э. театр просуществовал 7 столетий.
Древнегреческие театры устраивались на склонах холмов или балок. За пределами Херсонеса в V- IV веках до н.э. находилась глубокая балка с крутым северным склоном. При расширении территории города в IV-III веках до н.э. балка оказалась в черте города. Лучшего места для театра не надо было и искать. Склон балки позволял защитить места зрителей в театроне от северного ветра, прохладного в Херсонесе даже летом. Следовательно, это было здоровое место. Театральные представления, уж коли их устраивали, обычно длились с утра до вечера и иногда по несколько дней кряду. Празднично одетые зрители приходили в театр, прихватив с собою мягкие подушечки, подстилки, чтобы не сидеть на холодном, жестком камне скамей, а также запасшись снедью, орехами, питьем. Во-вторых, по правилам античной архитектуры полагалось, чтобы скене — место, где выступали актеры, не размещалась на южной стороне по отношению к зрителям. Поэтому в херсонесском театре она оказалась насколько возможно смещена к востоку.
Хорошо видно, как ряды реставрированных каменных скамей театрона (так назывался зрительный зал под открытым небом) полукругом охватывают орхестру — площадку, где размещался хор, пение которого обязательно сопровождало театральное действо любой древнегреческой комедии или трагедии. Здесь же, против центра театрона на орхестре высился общественный каменный жертвенник — фимела, на котором во время представлений, общественных празднеств, происходивших в театре, возжигали благовонную смесь — фимиам из листьев лавра, корицы, шишек пиний, различных ароматических смол, миндального и других масел.
От древнего театрона уцелело только пять метров низкой каменной скамьи в первом ряду и четыре истертые ступеньки рядом в проходе. Они виднеются среди стен средневекового храма, занявшего почти всю левую половину бывшего театрона. При строительстве этого и других храмов, раннесредневековых жилых домов театральные сооружения использовали как своеобразную искусственную каменоломню. Их стали разбирать уже после IV в. н.э., когда победившее христианство окончательно отвергло языческие, «бесовские» театральные игрища и связанные с их проведением постройки были разобраны за ненадобностью, а их остатки застроены новыми зданиями.
Театрон был разделен на восемь секций-клиньев, между которыми на расстоянии пяти метров друг от друга снизу начинались узкие лестничные проходы. Первоначально в каждом секторе было по 11 рядов скамей шириной и высотой не более полуметра, расположенных уступами. Одни исследователи считают, что театр был рассчитан на 1800-2000 человек, другие предполагают наличие 3000-3200 мест. Но в любом случае ясно, что театр был весьма солидных размеров.
Слева и справа от концов театрона находились два парода — входа, которыми зрители попадали на лестницы, ведущие к скамьям, а участники представлений — на полукруг площадки орхестры. Один вход сохранился в малой степени, а другой (правый, западный) полностью реставрирован.
Напротив амфитеатра театрона и лежащей перед ним орхестры располагался длинный каменный помост — проскений, служивший подмостками для выступления. Он не сохранился, но, как показали результаты археологических исследований, имел около 1,5-2 метров высоты и был украшен спереди, по фасаду, сплошным рядом полукруглых колонн дорического ордера, которые играли двоякую роль: с одной стороны, они поддерживали каменный настил, а с другой стороны, пустое пространство между ними и под помостом служило для улучшения акустики театра, выполняя роль «голосников». На задней стороне проскения во всю его длину тянулась крытая постройка — скене (сценическое здание), в которое с проскения вели три двери. В первые века н.э. под ней существовал глубокий, обширный подвал, прямоугольные контуры которого отчетливо видны. В VI-VII вв. над ним и остатками разрушенной постройки херсонеситы выстроили однонефный одноапсидный храм. Скене предназначалась для переодевания актеров, там находились их гримуборные, хранился реквизит, а на обращенной к зрителям стене здания размещали декорации.
Орхестра херсонесского театра имела в первые века н.э. тот диаметр, который мы видим ныне — 23 м. По античным правилам полагалось, чтобы высота ее барьера достигала метра, и это действительно так, а длина скене должна была быть в два раза больше диаметра орхестры, то есть около 46 м. Высота же скене обычно была равна высоте зрительных мест театрона. В этом случае высота херсонесского здания должна была быть около 6 м. Поэтому даже сидящие в задних рядах амфитеатра могли обозревать в качестве фона для сцены театра не вид Карантинной бухты и противоположного берега, а постройку самой скене и верхушки соседних оборонительных стен города.
Древнегреческий театр был государственным учреждением. В нем ставились не только драматические представления, но проходили концерты музыкантов, поэтические состязания, устраивались общественные собрания. Вероятно, именно здесь в III веке до н.э. выступил перед согражданами Сириск, сын Гераклита, с чтением своего труда, где он «явления Девы (главная богиня херсонеситов) трудолюбиво описав... и про отношения к царям Боспора рассказал и бывшие дружеские отношения с городами исследовал согласно достоинству народа». Восхищенные слушатели постановили увенчать первого историка Херсонеса золотым венком, а постановление об этом высечь на каменной плите, которую поставить на всеобщее обозрение в притворе храма Девы.
В пору наиболее ожесточенных столкновений херсонеситов с крымскими скифами во второй половине II в. до н.э., когда стало не до театральных представлений, театр оказался заброшен и даже застроен небольшими жилыми домишками.
Театральные представления, исполнения хоровых лирических песен, а может быть, и выступления музыкантов, публичные состязания в поэзии, упражнения в речах — декламация, торжественные общественные праздники, народные собрания, чествования граждан вновь стали проводить здесь с первых веков н.э., когда театр был восстановлен с некоторыми перепланировками, придавшими ему уже не столько древнегреческий, сколько римский облик. Исчезли проходы — пароды, ведшие с обеих сторон в орхестру, барьер которой был повышен. Театрон был надстроен двенадцатым рядом мест для зрителей и окружен стеной с радиально расположенными каменными подпорами — контрфорсами. Помост — проскений для выступавших на нем был приближен к орхестре и амфитеатру.
Вероятно, наиболее существенной реконструкции и расширению театр подвергся во второй половине II-III вв. н.э., когда Херсонес был центром римской вексилляции, имел посты римских солдат в «цитадели» и около Западных ворот города, а также нечто вроде «канабы» — поселения тех, кто сопровождал легионеров. Влияние римской культуры и цивилизации, к которой тянулся весь тогдашний свет, затронуло и херсонесский театр. Так, к нему был пристроен немесейон. В левом пароде, возможно, перед нишей в стене во второй половине II в. н.э. был установлен известняковый алтарь с аккуратно вырезанной латинской надписью, гласившей, что его поставил по обету за собственное здоровье и детей богине Немесиде Хранительнице бенефециарий консуляра XI Клавдиева легиона Тит Флавий Цельсии. Немесида — богиня судьбы была покровительницей состязаний, пользовалась популярностью среди римских солдат и имела прямое отношение к театру и проводившимся играм — агонам. Очевидно, поэтому ей же посвятил небольшой мраморный алтарь некий Басилит, сын Калуса, но надпись на нем была сделана на общегреческом языке — койнэ и начиналась традиционным греческим приветствием: «С добрым счастьем!»
Не исключено, что на площадке орхестры, превращенной в арену, устраивали жестокие бои гладиаторов, которые несмотря на свою «неспортивность» с огромным воодушевлением воспринимались римлянами. Иначе трудно объяснить, почему в составе фриза, украшавшего здание херсонесского театра, оказался мраморный рельеф с изображением двух сражающихся гладиаторов, под одним из которых сохранилось вырезанное в камне греческое имя «Ксанф». Это был способ, причем отнюдь не единственный, каким обычно чтили наиболее прославленных профессиональных бойцов, пользовавшихся громкой, а иногда скандальной славой.
Бывший правый парод греческого театра, видимо, остался единственным выходом на площадку орхестры, ставшую ареной кровавых игрищ. Он был предусмотрительно снабжен опускной железной решеткой — катарактой, отверстия от которой сохранились на пороге. Эти следы — еще одно доказательство того, что здесь гладиаторы демонстрировали свое искусство убийц, а также выступали бестиарии, сражавшиеся со зверями, чей рев из подвалов под скеной будоражил зрителей.
Херсонесский театр просуществовал до IV века н.э. Принятие христианства привело к разрушению языческих храмов, общественных зданий. Не избежал этой участи и античный театр. Его превратили в каменоломню, а затем — в свалку. В VI веке на его месте возвели крупный храм, названный археологами Храмом с ковчегом.
В наше время талантливые артисты севастопольских театров дали новую жизнь античному театру. В летний период для благодарной публики они демонстрируют свое мастерство, представая перед зрителями героями различных античных трагедий и комедий.
Городское водохранилище и близлежащие строения
Водохранилище Херсонеса — это уникальный памятник, изучение которого породило много споров и версий по поводу его сущности и предназначения. Найти его несложно, надо просто пересечь асфальтовую дорогу, проходящую за последним рядом театрона (зрительного зала античного театра), пройти еще метров 20, не меняя направления и после этого вам откроется удивительное зрелище: огромный прямоугольный бассейн, выложенный камнем. В настоящее время вместимость херсонесского водохранилища превышает 1800 куб.м. Его длина — 28 м, ширина — 13,4 м, а в глубину он сохранился на 3,75 м, хотя первоначально мог иметь ее почти в два раза больше за счет высоты не сохранившихся стен.
Последние поражают своей толщиной, в результате позднейшей достройки достигающей в отдельных местах 2,5 м. Строители сложили их из бутовых камней, залитых крепким раствором из извести, песка и толченой керамики, и облицевали тщательно отесанными плитами известняка. Как бы «срезанные» углы бассейна выложили специальными фигурными плитами, прочно связанными со стенами, в которых особенно эффектно смотрятся ярко-красные кирпичные прослойки на нежно-розовом фоне строительного раствора — цемянки.
Водохранилище было построено во II-III веках н.э. при содействии римских инженеров и просуществовало до IX в. Воду к нему подвели из источников, находившихся в различных местах Гераклейского полуострова, за 8-10 км от города. Не менее 6 ниток керамических труб вели к городу воду. Из водохранилища вода, также по трубам, разводилась во все городские кварталы. Стоки же отводились по канализационным желобам, устроенным еще в IV в. до н.э.
Возле водохранилища находились объекты, потреблявшие особенно много воды, — самая крупная в городе баня (римляне называли такие сооружения термами) и общественный туалет, рассчитанный на 40 одновременных посещений. Возле городского театра его наличие было особенно актуальным. В средние века водохранилище входило в состав большого дворцового комплекса, в котором, вероятно, находилась резиденция императорского наместника — стратига. В конце IX в. водохранилище было заброшено и превращено в свалку: его огромную чашу засыпали мусором. Почему это произошло — неизвестно. Нового водохранилища горожане, видимо, не построили. Вода стала поступать в город напрямую, без накопительной емкости. Возможно, это и решило участь Херсонеса во время осады его князем Владимиром.
История открытия водохранилища и примыкающих к нему построек и помещений уходит в далекое прошлое. Ученые пока не пришли к единогласному выводу о назначении близлежащих построек. Вот некоторые из предположений по поводу этих "загадочных" зданий.
В 1885 году А.Л. Бертье-Делагард наблюдал за работами Военного ведомства, проводившего шоссе по южной оконечности Херсонесского городища. На подъеме к западу от бассейна, на шоссе, рабочие неожиданно наткнулись на древнюю крепостную стену и задели часть какого-то огромного здания, примыкавшего к внутренней стороне. Но до раскопок дело не дошло.
В 1898 году тому же ведомству вновь понадобилось произвести работы на этом месте, рядом с пороховым погребом. Приглашенный в качестве наблюдателя-археолога К.К. Косцюшко-Валюжинич раскопал на большом протяжении верхнюю часть здания, обнаруженного в 1885 году, произвел обмеры, нанес на план раскопанную часть и закопал все снова. Открытая им часть сооружения в древности подвергалась неоднократным перестройкам, в которых было очень трудно разобраться. Единственное, что удалось установить, да и то под вопросом, так это принадлежность обнаруженных трех больших помещений термам — общественным баням, которые с запада примыкали к длинной боковой стороне бассейна. К.К. Косцюшко-Валюжинич записал в отчете об отопительных каналах, сложенных из каменных плит, которые, по его мнению, проходили под полом крайнего, южного, самого обширного помещения с обращенной на запад полукруглой нишей-экседрой, имевшей сводчатое окно по центру. С внутренней стороны к экседре были на одинаковом расстоянии пристроены шесть столбиков. Они были сложены из специально изготовленных для этого очень крупных, толстых кирпичей с неровным светло-коричневым и сизым оттенком комковатого черепка. Эта полукруглая стена и уцелевшие отчасти крайние столбики хорошо заметны рядом с оконечностью дороги, вымощенной булыжником. Перед экседрой находилась небольшая мраморная «ванна» или бассейн с массивными, очень толстыми стенками, расколотая на четыре части. Однако остается непонятным, где же располагались обогревательные печи, подававшие тепло в гипокауст и согревавшие пол предполагаемого кальдария. Закуток между крепостной стеной и южной стороной «терм», куда выводят три узких прохода, слишком тесен для этого. К тому же под ним проходили ветки гончарного водопровода, выныривавшего с севера, со стороны поперечной улицы, и огибавших снаружи экседру. Еще один водосточный канал подходил прямо к экседре. Нет даже следов гари и сажи, обычно очень обильных в таких случаях, нет и столбиков гипокауста, поддерживавших пол в теплом и горячем отделениях бани. Нет, наконец, ванн, обмазанных цемянкой.
Внутренние помещения, разделенные каменными стенами с сохранившимися в них дверными проемами, представляли большие залы, очевидно, со сводчатыми перекрытиями. Судя по толщине стен, державших эти перекрытия, можно предположить, что здание было двух или даже трехэтажным. Поражало обилие остатков его богатой отделки, особенно огромное количество обломков тонких беломраморных плит, которыми были облицованы стены, куски штукатурки с фресками, литых оконных стекол. Примечательно, что узкие и тонкие беломраморные карнизы, обнаруженные здесь, по словам К.К. Косцюшко-Валюжинича, целиком повторяли аналогичные карнизы, обнаруженные при доследовании в 1901 году. Уваровской базилики и ее баптистерия, причем в последнем они еще оставались на стенах. Значит, время строительства обоих комплексов могло быть весьма близким.
Здание имело очень толстый, гладкий цемянковый пол, ненужный для подпольного пространства гипокауста, но вполне уместный в сооружении, которое надо было тщательно мыть, убирать, то есть следить за санитарным состоянием. Оно покоилось на феноменально высоком фундаменте. Как выяснили позднейшие исследования, это объяснялось необходимостью выровнять мощной подсыпкой крутой склон материковой скалы, выходившей в этом месте и уступом спускавшейся к югу, в направлении линии крепостной стены.
Прошло еще 60 лет, прежде чем раскопки удивительного сооружения были продолжены. К тому времени оно оказалось почти забыто. В 1958 году экспедиция во главе с Н.В. Пятышевой с непродолжительными перерывами до 1974 года занималась раскопками всего комплекса построек, пытаясь дать ему объяснение. В частности, были начаты раскопки водохранилища. В его стенах и в стенах соседних помещений обнаружили вертикальные гончарные трубы из красной обожженной глины, по которым, вероятно, стекала вода с кровли. В засыпи между крепостной стеной и торцом бассейна оказалось ложе идущего издалека хорошо сохранившегося водопровода из керамических труб. Его выход темнеет внизу, в восточном углу бассейна. Трубы соединялись специальным раствором извести с песком-цемянкой. Прочность цемянки со временем увеличилась настолько, что проще было разбить трубы, чем разъединить их. В свое время профессор Новороссийского (Одесского) университета Каменский и известный инженер Белелюбский исследовали состав этой белой массы и сообщили К.К. Косцюшко-Валюжиничу, что получить цемент такой же удивительной прочности им не удалось и, вероятно, секрет его потерян.
Очень важными стали находки грунтовых могил с погребальным инвентарем, краснолаковыми кувшинами, мисками, светильниками II-IV вв. н.э., которые были сделаны на месте «терм». Несомненно, они предшествовали постройке здания и, кроме того, указывали, что до этого времени здесь была загородная окраина, находившаяся за линией оборонительных стен. Как мы знаем, в греко-римскую эпоху существование некрополя было бы немыслимо внутри города. Остатки амфор не позже III — первой половины IV вв. оказались и под полом помещений «терм». Следовательно, весь комплекс здешних построек появился на этом участке не ранее IV-V вв.
Н.В. Пятышева, вслед за А.Л. Бертье-Делагардом и К.К. Косцюшко-Валюжиничем, интерпретировала весь монументальный комплекс открытых сооружений уникальной для Херсонеса общей площадью около 1600 кв.м как раннесредневековый дом-замок, якобы воздвигнутый в конце 30-х — начале 40-х годов IX в. первым стратигом созданной новой военно-административной области — фемы Херсон, посланцем византийского императора Феофила протоспафарием — «старшим меченосцем» — Петроной Каматиром, который не пожалел ни денег, ни энергии, чтобы как можно надежнее и роскошнее отстроить резиденцию, достойную его «генеральского» титула. Возведенный по приказу этого знатного вельможи архитектурный комплекс продолжал служить дворцом, административным центром византийских стратигов, и водопровод из керамических труб исправно пополнял обширный резервуар главного городского хранилища воды. Прекращение его функционирования исследовательница связывала с эпохальными событиями Корсунского похода князя Владимира и «перекопкой» старого водопровода. Вместе с тем, к этому же времени, а точнее к началу XI в., она по не явной причине относила генеральную перестройку комплекса и превращение большей части дворца в комфортабельные термы с ваннами и мраморными полами. Окончательную гибель всего сооружения Н.В. Пятышева отодвигала еще на 200 лет, к концу XIII в., когда все поглотил страшный пожар. После этого на остатках засыпанного бассейна и монументальных стен возникли новые, но гораздо более скромные, грубые жилые и хозяйственные постройки, в том числе стеклоделательная мастерская, которые просуществовали до конца XIV в. Подобные же поздние помещения жилых усадеб из бутовой кладки на грязевом растворе, раскопанные в 2001-2002 гг., можно видеть неподалеку, на противоположной стороне Главной продольной улицы, отрезок которой, шириной 5,5 м, проходит вдоль торцовой северной части водохранилища.
Однако предложенные интерпретации и датировки не удовлетворили исследователей, породили сомнения, возражения. С 1987 года раскопки засыпи водохранилища были продолжены Л.В. Седиковой. В мощном слое мусорного грунта оказались остатки строительных материалов (камень, песок, известковый раствор), кости животных, устричные раковины, угли, одиночные монеты и особенно многочисленные обломки разнообразных амфор, кухонных горшков, столовых кувшинов, мисок, тарелок, горшочков, белоглиняной поливной посуды. По совокупности находок Л.В. Седикова датирует засыпь водохранилища первой половиной — серединой IX в. Видимо, какое-то время оно стояло открытым, штукатурка его стен осыпалась, рушились камни верхних рядов кладки, а потом началась постепенная засыпь сооружения, причем многочисленные слои засыпи указывают, что она велась и со стороны помещений «терм», которые, следовательно, тоже перестали функционировать. Это несколько неожиданно, учитывая достаточно стабильное положение Херсонеса в это время, предшествующее образованию фемы. Непонятно, какая причина могла вынудить горожан лишиться своего водохранилища и навсегда забросить его вместе с соседними богатыми помещениями. Единственное объяснение, которое напрашивается в таком случае, может крыться в экологических изменениях, каком-то серьезном природном нарушении водного баланса в окрестностях города, заставившем иссякнуть источники, наполнявшие водохранилище. Впрочем, до окончательных ответов, как и до завершения раскопок всего архитектурного комплекса, еще далеко.
Обращает также внимание необъяснимо большое количество находок здесь каменных и мраморных ступок и их обломков, фрагментов стеклянных флаконов, кусков от плоских прямоугольных сосудов, ножек рюмкообразных сосудов. Последние служили как для питья, принятия причастия, так и в качестве светильников-лампад. Столь же многочисленными оказались предметы культового характера, связанные с литургией и церковным бытом. К их числу относятся глиняная форма для оттиска «благословения» — евлогия VI-VII вв., обломки керамических тарелочек с соответствующими надписями, вероятно, для приготовления лекарств, обломок сосуда для сбора подаяния больным лепрой, бронзовые подвески для лампад, шесть глиняных штампов для евхаристических хлебцев, керамические курильницы, крышка от сосуда с крестами.
Все это позволяет высказать предположение о существовании на месте помещений, примыкающих к водохранилищу, ранневизантийской общественной больницы. Такие сооружения были известны в ромейских городах, где их называли ятрина, иеранос или просто ксенон. Они представляли вариант ксенодохиона — приюта, в котором помещали и лечили тяжело больных. Как и в случае с обычными странноприимными домами, о снабжении таких заведений всем необходимым проявляло заботу то лицо, которое само лично или через кого-либо основывало благотворительное учреждение. К примеру, византийским императорам случалось делать взносы-пожертвования опосредственно. Именно на полученные таким образом деньги построила в конце VIII в. на черноморском побережье Малой Азии, в Пафлагонии монастыри, богадельни и больницы Феосево, вдова прославленного подвижника Филарета Милостивого, вернувшаяся после смерти мужа в родные края. Один из синаксарных рассказов выразительно повествует о том, как в начале IX в. Феофилакт Никомидийский оборудовал при главной церкви северомалоазийской Никомидии ятрион, наняв для него не только врачей, прислугу, но даже обеспечив приют кроватями и постелями. В остальных случаях больницы и подобные им приюты попадали в ведение общественных организаторов благотворительной деятельности — соответствующих церковных и казенных ведомств. Крупные больницы обязательно получали собственные названия, как, например, известная в IX-X вв. даже за пределами Константинополя гостиница и одновременно лечебница Евбула. В «Чудесах великомученика Артемия», отразивших преимущественно время правления Тиверия Константина (578-582), но написанных около середины VII в., фигурирует еще один из подобных столичных приютов, существовавший почти в самом центре города в районе портиков Домнина и церкви св. Анастасии. Вопрос об определении в него того или иного нуждающегося, больного решал лично сам управляющий, распоряжавшийся прислугой, а также «главными врачами» — архиятрами, которые должны были регулярно обслуживать хворавших и не дежурили в приюте только по праздничным дням, которых, впрочем, набиралось немало. Врачи, являвшиеся одновременно аптекарями и фармакевсами, составляли лекарства, а подчас и яды, унаследовав от античности богатый опыт. Наряду с врачами, занимавшимися и терапией, и хирургией, существовали помощники врачей — оптионы, медицинские сестры — носокомы, заведующие аптеками — эпистеноны, фельдшеры — ипурги, кровопускатели — флевотомы, унаследованные поздней Византией. Вероятна их возможность объединяться в особые корпорации. Обращение к врачу рассматривалось в ромейском обществе как нечто само собой разумеющееся и в VI-VII вв., и в IX-X вв., чему имеются многочисленные примеры. Так, известный гимнограф Стефан Савваит выразительно описывает, как «отличный врач», авва Фома, «весьма успешно и искусно, но и очень болезненно и затруднительно» лечил монахов, пострадавших во время нападения на обитель арабов в 797 году. Часть того, что было обнаружено при раскопках комплекса около водохранилища Херсона, тоже может иметь отношение к этой врачебной деятельности. Во всяком случае нет сомнений, что в VI-VIII вв. это было полностью действующее сооружение, интенсивно эксплуатируемое херсонитами и, значит, поддерживаемое в рабочем состоянии.
Последняя попытка по-новому интерпретировать памятник принадлежит В.И. Кадееву, который считает весь грандиозный комплекс построек рядом с главной улицей и недалеко от театра не средневековым административным центром города и даже не городским водохранилищем, а ... херсонесским гимнасием первых веков н.э. Так называлось помещение для физического воспитания (гимнастики), где юноши под надзором гимнасиарха — руководителя гимнасия — упражнялись в обнаженном виде, готовились к участию в праздничных соревнованиях — агонах. В состав гимнасия, как правило, входили открытый двор с портиком, где проходили тренировки, раздевалка, комнаты для умащения тела оливковым маслом, пыльная, где посыпали себя пылью, чтобы во время борьбы не скользили руки, комнаты для игры в мяч, а также бассейн, термы. Надписи о программах гимнастических состязаний, так называемый гимн в честь бога Гермеса — покровителя гимнасиев и палестр, составленный во II в. н.э. в честь победы на празднике гермии питомцев херсонесского гимнасиарха Демотела, сына Теофила, действительно были в большинстве своем найдены восточнее этого комплекса, между бассейном и театром, однако гипотеза, высказанная В.И. Кадеевым, находится в противоречии с находками могил и материалов позднеримского времени на месте здания, назначение которого до конца не выяснено и которое может быть интерпретировано как термы пока лишь предположительно.
Оборонительные стены и башни Херсонеса
Оборонительные стены можно осмотреть у главного входа в заповедник. Глядя издалека на их сероватые, будто целиком затянутые паутиной, выщербленные огромные камни, трудно поверить, что когда-то они были белыми. Белыми и немного золотистыми. И уж совсем не мрачными. Недаром татары, появившись в XIII в. в Крыму, назвали город Сары-Керман — «Желтый город». Подобное удивление, наверное, смогли испытать только те из наших современников, кто увидел мрачные прежде стены знаменитого собора Парижской Богоматери после чистки в 1969 году. Увы, руинам херсонесских стен повезло гораздо меньше. Им вряд ли приведется когда-нибудь стряхнуть с себя пыль веков и предстать в былой грозной красе.
В низине на берегу Карантинной бухты лежит Юго-восточный район Херсонеса. Здесь когда-то находился городской порт, здешние руины стен одни из самых впечатляющих. Новые стены веками надстраивались здесь над старыми, по мере того, как древние кладки заплывали землей. Поэтому теперь, когда древняя оборонительная линия раскопана полностью, мы можем рассмотреть стены всех эпох лежащими друг на друге. Самые нижние из них, построенные из больших тщательно отесанных и обработанных каменных плит, положенных плашмя, возведены в IV-III вв. до н.э. Выше нижних рядов видна более простая и однообразная кладка на известковом растворе, вероятно, относящаяся к римскому периоду (большие гладкие камни стоят на ребре). А на самом верху небольшие гладкие камни облицовки демонстрируют строительную технику византийцев IX-X вв.
Из тщательно обработанного камня строилась только облицовка стен (внешняя и внутренняя), а остальное пространство заполнялось необработанным (бутовым) камнем, смешанным с раствором глины, а позднее — известковым раствором. Внутреннее заполнение стен, именуемое забутовкой, можно рассмотреть в верхней части стены — там, где не сохранился облицовочный панцирь. Общая длина городских укреплений Херсонеса в VI веке, когда оборонительная линия опоясала город со всех сторон, превышала 3 километра. Толщина стен достигала 4 метров, а высота была, видимо, от 8 до 10 м, высота башен — 10-12 м.
Кроме высокой основной стены, вероятно, построенной уже в римский период, при помощи римских фортификаторов была сооружена более низкая передовая стена — протехисма (конец I-II вв. н.э). Такие стены сооружались на наиболее уязвимых участках обороны города. Протехисма принимала на себя первый удар неприятеля и затрудняла использование осадной техники — передвижных деревянных башен и таранов на колесах. В нижние ряды стены укладывали особенно крупные камни, которые мешали нападавшим даже после разрушения стены. В кладке протехисмы были использованы древние надгробия, снятые со старого некрополя. В углу справа от ворот лежат несколько таких каменных стел и подставок для них. Учитывая трепетное отношение греков к памяти мертвых, можно сделать вывод, что надгробия были сняты в период серьезной опасности, когда жизнь горожан находилась под угрозой. Враги, если им удавалось пробиться в перибол — пространство между оборонительными стенами, — оказывались стиснутыми в «каменном мешке», защитники обстреливали их с четырех сторон: с вершины обеих стен и двух ближайших башен. На них со всех сторон летели стрелы, дротики, каменные и глиняные ядра, лилась кипящая смола, падали глиняные сосуды с зажигательной смесью. Уйти живым было невозможно. Оборонительные укрепления Херсонеса ремонтировались и перестраивались постоянно, на протяжении всей истории города. Античные и средневековые строители наращивали высоту и ширину башен, укрепляли куртины — участки оборонительных стен между башнями.
В толще самой древней части стены находятся городские ворота IV в. до н.э. Они исправно служили до I-II веков н.э. Ширина их — 3,8 метра; длина проема была доведена до 8,4 метра за счет устройства по бокам специальных выступов — пилонов. В южном пилоне видны ступени, которые вели на его верхнюю площадку, а оттуда — на стену. Ворота закрывались подъемной решеткой — катарактой — и двумя двухстворчатыми дверями, следы которых сохранились в стенах. Решетка опускалась и прикрывала створки ворот, которые распахивались внутрь города и запирались изнутри толстым деревянным брусом. Высота ворот достигала четырех метров, но сохранились они только наполовину. В начале новой эры они были заложены и засыпаны землей. Со временем о них позабыли. Поэтому в X веке, уже в византийское время, над воротами, лежавшими в земле, городские строители устроили вылазную калитку.
Слева от городских ворот находятся руины большого здания IV в. до н.э., построенного одновременно с сохранившейся рядом оборонительной стеной. Стена V в. до н.э. проходила как раз там, где стоит теперь это здание; при возведении новой оборонительной линии она была разобрана. Предназначение столь большого дома, стоявшего у въезда в город, до конца не выяснено. По одной из версий здание считают «казармой», т.к. раньше предполагалось, что оно предназначалось для городской стражи. Ныне же ученые склоняются к мнению, что здесь находилась биржа или таможня. Между зданием «казармы» и городскими воротами находится небольшой постамент в виде ступенчатой пирамиды. Это могло быть основание жертвенника или статуи, встречавшей и провожавшей путников. В римскую и средневековую эпоху остатки здания были застроены жилыми усадьбами, мастерскими. По центру находилась большая водосборная цистерна, засыпанная после VI века.
Слева от древних городских ворот находятся два склепа римского времени, построенных в форме ступенчатой пирамиды. Они принадлежали двум знатным херсонесским семьям. Большинство захоронений были сделаны в урнах (для них предусмотрены специальные ниши), а одно, в склепе большего размера — в каменном саркофаге. В римское время и позже склепы почти полностью находились под землей, под неусыпной охраной городской стражи. Подкоп к входу делали только для нового захоронения; поэтому грабителям они были недоступны. В начале XX века археологи обнаружили их неразграбленными.
Юго-восточный район Херсонеса имел более десяти оборонительных башен. Одна из них, массивная и круглая, расположена у самого берега Карантинной бухты. Это — самая большая башня в Крыму. Археологи называют ее «башней Зенона» в честь византийского императора V века, при котором она реконструировалась (к ней было добавлено кольцо утолщения, составившее вместе с предыдущим 19,2 м). Последнюю, причем кардинальную перестройку башня «Зенона» прошла в VIII-IX вв., когда она достигла своей максимальной величины 23 м, будучи обнесенной очередным кольцом утолщения. Часть ее при этом была разобрана и переложена, а внутри устроены широкий коридор и центральное помещение, очевидно, для стражи, которая охраняла находившуюся рядом клавикулу, заходящие друг за друга фланги основной и передовой оборонительных стен, образующие проход в укрепленный город, с внешними арочными воротами, ведшими в город через перибол. Судя по многочисленным остаткам черепицы, найденным внутри башни, она была перекрыта конусовидной крышей. Над расположенными справа от нее воротами на высоте четырех метров сохранились остатки площадки, на которую вела спирально поднимавшаяся каменная лестница. Караульный же мог попадать на передовую стену прямо из башни по перекидному мостику. Передовая стена полукольцом огибала башню и примерно через 40 м заканчивалась глухим полукруглым изгибом, замыкавшим перибол недалеко от берега бухты.
По мнению А.Л. Бертье-Делагарда, этот участок протехисмы был возведен не ранее середины IV в. н.э.: именно к этому времени относятся наиболее поздние римские монеты, оказавшиеся в погребениях некрополя, над которыми прошла передовая оборонительная стена. В IX в. здесь была выстроена новая протехисма. Ее сравнительно хорошо сохранившиеся остатки мы и видим перед собой. Строительство новой передовой стены было вызвано существенным утолщением башни «Зенона» и устройством рядом с ней клавикула и ворот, ведших в перибол. Создававшаяся теснота была ликвидирована тем, что старая протехисма, существовавшая здесь с первых веков н.э., была разобрана до середины 19-ой куртины, и от этого места была возведена новая передовая стена, но уже на значительно большем расстоянии от основной линии, достигавшем 20 м. Контраст становится особенно очевидным, если посмотреть на противоположный конец куртины, где перибол так и остался узким, шириной всего лишь 7 м.
Башня Зенона — фланговая. Она прикрывает город с самой уязвимой стороны, т.к. над башней нависает холм Девичья гора. С этого холма враг мог обстреливать Херсонес. Для противодействия обстрелам на башне устанавливали мощное камнеметательное орудие. Наиболее интересная часть башни это — ее древнейшее ядро. Оно было построено в конце III в. до н.э. во время осады города скифами. Поэтому для постройки башни и двух прилегающих куртин (пролетов стены) херсонеситы использовали камень, вырубавшийся прямо на месте строительства, а кроме того — надгробия с ближайшего кладбища. Живописный портрет юноши и все остальные надгробные плиты, которые представлены в античном зале музея, извлечены из кладки ядра башни Зенона.
Возле башни находятся средневековые крепостные ворота. Через них путник попадал в перибол и затем около полукилометра шел между стенами, чтобы через следующие ворота, находившиеся справа от водохранилища, попасть в город. Это должно было внушить чужестранцу мысль о неприступности Херсонеса.
Во II веке н.э. были выстроены Южные ворота. Ныне от них осталась лишь часть кладки древнего пилона. Дорога к воротам шла с восточной стороны — по периболу, от внешних городских ворот рядом с угловой башней Зенона, мощная громада которой видна даже отсюда, издалека. Южные ворота выступали снаружи главной оборонительной стены (как в легендарной Трое!) и образовывали коридорообразный проход длиной девять метров и шириной пять метров. На расстоянии двух метров от наружного входа находился запор. Не исключено, что в эпоху раннего Средневековья именно эти ворота назывались Некре аулопорта —«Мертвые». К такому выводу пришел А.Л. Якобсон, исходя из данных «Житий святых епископов Херсонских», составленных человеком, знавшим город не по наслышке. В них говорится, что тела убитых язычниками Евгения, Агафодора и Елпидия вытащили из города через «мертвые врата» и «..повергоша на восточной стране на изьядение псом их». Следовательно, это были ворота, расположенные против обширного некрополя около Карантинной бухты, а «мертвыми» они назывались потому, что через них обычно выносили покойников для погребения на прилежащее кладбище. Впрочем, у них была не только эта печальная функция. Они были устроены на конце центральной, 26-ой поперечной улицы, которая через несколько десятков метров пересекалась с Главной продольной улицей. Здесь с давних пор существовала площадь, где, судя по обилию находок разнообразных изделий, а также клейменных амфор Родоса, Фасоса, Книда, Синопа, Гераклеи, Херсонеса и других центров, в эллинистический период велась торговля, подвозились товары с зашедших в Карантинную бухту кораблей. Понятно, почему именно это место херсонеситы издавна называли «маленькой агорой». Площадь окружали крупные общественные постройки, театр и, не исключено, здание гимнасия, первое упоминание о котором в Херсонесе относится к III в. до н.э. Поэтому не удивительно, что римляне, приверженные традиции такого устройства, сделали центром города место пересечения центральной продольной и центральной поперечной улиц — своеобразных cardo maximus и decumanus maximus, — разместив новые ворота на конце поперечной оси (Декуманус — в Римской империи улица, ориентированная с востока на запад, наряду с Кардо — улицей, ориентированной с севера на юг. Главный Декуманус в городе назывался Декуманус Максимус. Планировка большинства древнеримских поселений была прямоугольной, и строилась вокруг перекрестка Декуманус Максимус и Кардо Максимус). Подобная планировка рассекала тело города на четыре части, четко отделяя восточную часть по Г-образной линии: «Мертвые ворота» — начальный отрезок Главной поперечной улицы — малая агора — Главная продольная улица вплоть до так называемого «Парфенона», то есть Восточной площади сначала с языческим теменосом, а затем с базиликальным храмом апостола Петра.
По дороге вдоль перибола через древнюю калитку можно попасть в Цитадель Херсонеса. Это небольшое пространство с трех сторон окружено крепостными стенами. Когда-то стена закрывала цитадель и со стороны моря тоже, но после основания Севастополя приморскую стену разобрали для строительства нового города. Цитадель Херсонеса появилась во времена войн со скифами. Тогда горожане построили новый участок оборонительных стен, а старые разбирать не стали. Так образовалось замкнутое пространство. Впоследствии его облюбовали римляне. Не исключено, что здесь размещалась принципия — административный и культурный центр римского военного контингента. Стены помещения были покрыты гладкой известковой штукатуркой, а внутри кое-где расписаны красной, зеленой и голубой краской. Здание было построено в середине II века и просуществовало до конца первой четверти III века, когда оказалось внезапно разрушено, вероятно, в результате сильного землетрясения.
В ходе его мог быть уничтожен и большой лагерь в Балаклаве, некоторые постройки в портовом районе, надвратная башня над древнегреческими воротами. Характерные следы землетрясения — сейсмические трещины — остались в кладке некоторых куртин и башен. Но прошло не более четверти века, как часть построек в цитадели была заново отстроена, причем на тех же местах и практически по тому же плану. Именно так произошло со зданием принципии, просуществовавшим после этого до конца III века. Судя по латинской строительной надписи, найденной рядом с ним, в 250 году центурион I Италийского легиона, командир херсонесской вексилляции Марк Ратин Сатурнин на свои средства отстроил схолу принципалов — своеобразный клуб для опытных римских воинов.
После катастрофы, вероятно, случившейся около 240-х годов, к югу от предполагаемой принципии, около 19-ой куртины было восстановлено еще одно военно-административное здание или небольшой «дворец», получивший условное название «дома командира». Хорошо заметны несколько ступеней его истертой ногами каменной лестницы, ведшей на второй этаж, а ныне обрывающейся в никуда.
В Средние века византийский Херсонес стал центром одноименной фемы — военно-административной области, созданной в 840-841 гг. императором Феофилом (829-842) в Юго-Западном Крыму. В памяти ромеев этот властитель, несмотря на его вспыльчивость и жестокость, остался символом справедливости. Беспрестанно воюя с врагами империи, Феофил заботился о ее безопасности, поэтому и инициировал военное строительство в Херсонесе, отослав в новую фему своего верного протоспафария — «старшего меченосца» Петрону Каматира, очевидно, имевшего опыт архитектора и незадолго перед тем уже помогавшего хазарам строить на Дону крепость Саркел (по-ромейски — «Белый приют»). В самом центре цитадели к концу IX века благодаря трудам Петроны и последующих стратигов был возведен преторий — большой военно-административный комплекс из двух зданий, двора между ними и трехапсидного храма-базилики IX-XII вв. Фундаменты их отчетливо виднеются над снесенными постройками римской принципии. Примечательно, что византийцы долгое время продолжали использовать старый римский термин «преторий» применительно к военно-административному, нередко укрепленному центру, где размещались резиденция стратига, командиры его штаба, комит «палатки», адъютант, начальники турм и ванд — военных подразделений солдат-стратиотов, судебное учреждение, а возможно, и тюрьма.
В цитадели Херсонеса находятся остатки башни, которая предположительно носила название Сиагр. С греческого это слово переводится как «кабан», «вепрь». Форма башни была очень редкой, необычной. Ее план напоминает морду свирепого вепря, готового смело встретить врага. Становится понятно, какие ассоциации вдохновляли херсонеситов, давших башне соответствующее имя. Просуществовал Сиагр довольно долго: до конца раннего Средневековья, когда его разобрали и рядом возвели новую прямоугольную башню.
Прямоугольная башня была обнаружена археологами в 1998 году. Она также являлась частью укреплений цитадели, построили ее с целью улучшения системы обороны на этом важном приморском участке. Прямоугольная башня разделила прежнюю слишком протяженную, почти девяностометровую, куртину на две части. Ворота возле этой башни, устроенные не ранее Х века, очевидно выводили на продольные улицы, следуя по которым, можно было попасть в северные кварталы и к главному храмовому комплексу Херсонеса — Уваровской базилике, отождествляемой с храмом Святых Петра и Павла.
В X-XI веках на берегу Карантинной бухты были сооружены морские ворота, через которые можно было попасть в город. От них остались руины двух башен-пилонов, ныне полностью покрытые водой. Это свидетельствует о том, что уровень воды в море у берегов Херсонеса когда-то был гораздо ниже. Пик понижения пришелся на рубеж первого и второго тысячелетий. Вода постепенно отступала, все больше обнажая берег, и следуя линии берега, горожане стремились его защитить, отстроив перед древним рядом припортовых куртин и башен еще один ряд.
Монументальность оборонительных сооружений юго-восточного участка вызвана тем, что соседние с ним высоты позволяли неприятелю устанавливать метательные машины и вести обстрел важного городского узла, каким являлся порт.
Портовый район Херсонеса
Пройдя через калитку в стене, отходящей перпендикулярно от основной оборонительной линии (она называется 18-й куртиной), вы попадете в Портовый район, с его извилистой, глубоко вдающейся в берег, всегда удивительно спокойной Карантинной бухтой. Этот район входит в состав Юго-восточной части города. Здесь раскопаны два жилых квартала средневекового времени, благодаря непрерывно ведущимся с 1963 года раскопкам. Это место было заселено во все века существования города. Здесь когда-то были построены первые жилища колонистов, здесь же теплилась жизнь и после гибели города. Но раскопать самые древние слои оказалось невозможным, т.к. это место находится почти вровень с морем, и уровень грунтовых вод очень высок. Однако слой римского времени оказался археологам доступен. Выяснилось, что в то время, когда в Цитадели находился штаб римского гарнизона, в кварталах Портового района жили те, кто был связан с римской армией: отставные солдаты, ремесленники, выполнявшие военные заказы. Здесь же располагались и публичные дома, основными посетителями которых были римские наемники. Как следствие, образовалось подобие того, что римляне называли канабой — городком при постоянных лагерях войск. В ходе раскопок обнаружены надгробия членов семей римских солдат. Находки рельефов и частей небольших статуй из известняка и мрамора указывают на то, что обитатели этого района посещали находившееся тут же греко-римское святилище.
В средние века здесь поселились ремесленники различных профессий: кузнецы, гончары; одна из девяти раскопанных усадеб принадлежала земледельцу, который, видимо, владел участком за городом. Возле оборонительной стены в последние века существования города располагался небольшой монастырь.
Сейчас тут можно осмотреть разновременные постройки: фундаменты средневековых жилых домов, на переднем плане — большое здание с цистерной римского времени, руины так называемого храма с аркосолиями (арками в стенах). Если пройти, направляясь от храма с аркосолиями, по продольной улице вглубь ближайшего к морю портового квартала, среди глубоких раскопов с кладками средневековых усадеб, почти напротив апсиды храма, можно заметить остатки толстой, мощной стены, построенной в VII веке и отделившей жилую застройку от берега гавани. Перед ней на расстоянии 4-5 метров виднеются стены когда-то обширного здания, занимавшего почти треть квартала. Оно отличается прослойками уложенных в каменную кладку плоских кирпичей-плинф.
Здание просуществовало с VII до XI века и могло быть апофикой — складом государственных грузов, товаров, проходивших через город и его порт, а также местом деятельности византийских финансовых чиновников. Во всяком случае, подобная постройка, выполнявшая одновременно функцию пакгауза и магазина, должна была существовать в раннесредневековом Херсоне и наиболее удобным местом для ее размещения, скорее всего, являлся ближайший к гавани район.
Всегда оживленный район порта с удобными пристанями и рынком был выбран римлянами для строительства цитадели. Здесь располагались резиденция командующего римскими легионами, бани-термы, жилые постройки, мастерские.
Остатки общественных римских бань-терм конца II — начала III века н.э. были обнаружены в 1906 году в северо-восточном углу цитадели. Хорошо сохранился префурний — помещение с четырьмя печами, которые подогревали воздух, поступавший в соседний кальдарий — помещение с подпольным отоплением. Такая система отопления была известна с I века до н.э. и называлась греческим словом «гипокауст». Для нее в качестве подпорок под полом, покрытым водонепроницаемой цемянкой, были поставлены многочисленные столбики, сложенные из плоских квадратных кирпичей-плинф либо вытесанные из мягкого песчаника. Во время ремонта их число пополнили вертикально поставленными секциями керамических водопроводных труб, которые тоже использовали как подпорки. К кальдарию примыкал лаконик, или фригидарий, — довольно длинное и узкое неотапливаемое помещение, в котором находились две ванны со сливами на дне, через которые вода уходила в водосток. Они напоминали неглубокие бассейны прямоугольной формы, облицованные для гидроизоляции толстым слоем цемянки. На дне и в углах ванн оказался настоящий завал из разбитых глиняных бальзамариев, в которых держали жидкое мыло, парфюмерию, душистые масла для умащения тела после мытья. Из кальдария через дверь можно было попасть в находящееся рядом с лакоником квадратное в плане помещение, которое было вымощено каменными плитами, имевшими уклон в сторону находившегося под ними желоба для стока воды. Вдоль стен располагалась сложенная из камней невысокая скамья. Из этого же помещения еще одна дверь вела в префурний с печами главной топки.
Рядом с «домом командира», вероятно, в III в. были выстроены новые термы, которые с перестройками в VI в. продолжали функционировать до середины — второй половины IX в., пока не потребовалось расчищать и раннесредневековые термы на территории «цитадели» нивелировать территорию под новое строительство. Баня имела с севера переднюю — аподитерий. Оттуда можно было попасть в горячее отделение — кальдарий. Оно было разделено на два помещения, в первом из которых, меньшем, стоял котел для кипятка, а дальнем, большем, находилась центральная ванна-бассейн, слева от которой в восточной стене толщиной почти два метра была устроена небольшая, но глубокая ванна с полукруглой стороной (после раскопок она была заложена и ее абрис с трудом улавливается), а справа, около западной стены, облицованной мрамором, находилась еще одна прямоугольная ванна. Все они были тщательно облицованы тремя-четырьмя слоями цемянки, что указывает на их длительное использование.
Под полом из каменных плит и плоской черепицы находился гипокауст с рядами каменных квадратных столбиков-подпорок, доложенных вверху несколькими рядами плинф. В целом столбики достигали почти метровой высоты. Во время их раскопок в 1990 году они были обнаружены почти целиком погруженными в накопившиеся за столетия работы слои золы и сажи, которые, по словам И.А. Антоновой, напоминали сплошной скальный массив черного цвета. Ныне рядом с прямоугольником кальдария достаточно ясно просматриваются только остатки холодного отделения — фригидария, — вымощенного каменными плитами. Он имел почти такие же размеры, как кальдарий. Здесь сохранилась небольшая прямоугольная ванна, которая имела ступеньку для сидения и керамическую трубу — сток в вырубленный в скале узкий канал, перекрытый плитами. Некоторые из этих плит были вторичного использования и являлись римскими надписями, в свое время выставленными у принципии.
Рядом с ванной виднеется горловина вырубленного в скале колодца грушевидной формы. Вода из него подавалась по керамическим и железным, свинцовым трубам в помещение кальдария. К северо-западу от фригидария, рядом с дитерием, находилось еще одно помещение, вероятно, служившее теплым отделением бани — тепедарием. Здесь была еще одна небольшая, низкая, вероятно, сидячая ванна. За долгое время существования бани дымоходная труба переносилась с северной стороны здания на восточную, где виднеется дыра, нижняя часть которой вырублена в скале. Сверху над ней покоится каменный куб со сквозным отверстием еще более позднего водопровода. С южной торцовой стороны здания на северную переносилась и кочегарка — префурний. Все помещения бани не были связаны между собой в один ряд, как это обычно было в римских термах. Тем не менее обращает внимание превосходное знание строителями законов вентиляции и теплотехники, позволявшее добиваться максимальной эффективности работы всего сооружения.
На территории «цитадели» были и мастерские. Подозревать их присутствие заставляют наличие бассейна, а также отходы железоделательного и меднолитейного производства, куски шлака, найденные в 1997 году в засыпи некоторых римских помещений к юго-востоку от центра «цитадели». Какое-то хозяйственное помещение находилось у 20-ой куртины. По всему пространству, по улочкам и рядом с домами, была устроена очень развитая дренажная система, целая «паутина» водостоков из камней, черепицы, гончарных труб, выводивших стоки к середине 21-ой куртины, откуда через канал, устроенный у самого основания массивных блоков кладки, они попадали в бухту.
В IV-VII вв. многие прежние здания продолжали существовать, однако часть казармы около 19-ой куртины оказалась занята гончарными печами. В это же время перестраивали «дом командира» и термы рядом с ним. Раннее средневековье вступало в свои права, наследуя славное прошлое, но сберечь все доставшееся в наследство не могло.
В ранневизантийский период в портовом районе существовал храм Святого Фоки Синопского. При нем был учрежден птохион — «нищеприимный дом», или богадельня, — где лечили больных и немощных, содержали калек, подолгу остававшихся в этих стенах. Такие дома для бездомных были и в Константинополе, о чем сохранились письменные упоминания. Управляющий странноприимным домом лично решал вопрос об определении в него того или иного нуждающегося, больного, распоряжался прислугой и врачами, которые должны были регулярно обслуживать хворавших.
Заведовавшие такими домами иногда приторговывали среди своих постояльцев и прочих желающих эвлогиями — церковными «сувенирами» из керамики, гипса, воска, изображавшими святого покровителя того храма, при котором существовала гостиница. Обычай раздавать в церквях благочестивым паломникам такие предметы в знак благословения был широко распространен среди христиан уже с древнейших времен. Очевидно, этим можно объяснить находки принадлежавших ранневизантийскому приюту Херсона керамических рельефных штампов для оттисков изображений очень почитаемого уже в IV веке священномученика Фоки Синопского, как покровителя убогих, странников и «корабельщиков». Греческая надпись по периметру штампа гласила: «Благословение Святого Фоки птохиона Херсонеса». Очевидно, евлогии херсонесского птохиона св. Фоки должны были оберегать прежде всего мореплавателей, корабельщиков, странников, бездомных, и им могли придавать чудодейственную силу. Например, разломив «благословление» во время шторма, можно было ожидать если не его успокоения, то спасения от бури.
Главная площадь и улица Херсонеса
На месте, где ныне возвышается Владимирский собор, в древности находилась Агора — главная площадь города. Этот статус она не утратила по сей день. С древних времен и до наших дней Агора служит религиозным центром Херсонеса. Она являлась центром общественной и торговой жизни города. В античную эпоху здесь проходили народные собрания, стояли различные общественные здания, храмы Афродиты и Духа обожествленного города (его называли Херсонасом), алтарь богини Девы, статуи богов.
Именно здесь были найдены во время раскопок чрезвычайно интересные памятники: высеченные на античных мраморных стелах и постаментах статуй почетные постановления, государственная переписка, договоры с чужеземными правителями, декреты, которые принимались от имени народного собрания и совета города, решавших все важнейшие дела. К числу таких памятников относится высокая, узкая стела с присягой херсонеситов, которую в III веке до н.э. принимали достигшие совершеннолетия юноши-эфебы (учащиеся древнегреческих школ) и прочие граждане государства. Ныне она выставлена в античном зале музея. Здесь же находились плиты с посвящениями богам. Вокруг площади был, вероятно, длинный портик (стоя), под которым можно было укрыться от дождя или зноя. В будние дни площадь использовалась как рыночная.
В средние века статус Агоры практически не поменялся. Просто языческие храмы сменились христианскими. Со временем их здесь появилось шесть. Один из них, стоявший в центре площади, стал последним бастионом херсонеситов, когда в конце XIV века город захватили татаро-монголы. Этот храм был раскопан в 1827 году — в первый же сезон исследований Херсонеса. Впоследствии было высказано предположение, что именно здесь крестился князь Владимир. К середине XIX века предположение переросло в уверенность, и поэтому в 1861 году именно на этом месте император Александр II заложил величественный храм-памятник Крещению Руси — Владимирский собор.
За Агорой пролегает главная улица Херсонеса. Когда-то ее длина составляла 900 метров; она шла от городских ворот, именовавшихся "Мертвыми" к маленькой площади Парфенон, нависавшей над скалистым обрывом. Сейчас ее завершающий отрезок длиной около 300 метров полностью раскопан и хорошо просматривается от Владимирского собора. Архитекторы Херсонеса применили при размежевании жилой застройки так называемую Гипподамову систему — разделение города на приблизительно равные прямоугольные кварталы, образуемые улицами, пересекающимися под прямым углом. Преимущество планировки заключалось в том, что при расширении территории города она позволяла, не меняя первоначальную сеть кварталов, развивать ее в заданных направлениях. Поперечные улицы отходят от главной под прямым углом через каждые 23 метра, как бы перечеркивая ее, в направлении с юго-востока на северо-запад. Параллельно главной улице примерно через каждые 50 метров было проложено еще несколько продольных улиц, идущих с запада на восток. Ширина главной улицы — 6,5 метра, продольных улиц — 6 метров, а поперечные улицы были в два раза уже — 3 метра. Главная и продольные улицы считались проезжими, а поперечные предназначались для пешеходов. Эта система планировки оказалась настолько удобной, что сохранялась в своей основе до самого конца существования города и начала претерпевать кардинальные изменения на отдельных участках не раньше X-XI веков, в большинстве случаев ограничиваясь перестройками и перепланировками только внутри кварталов.
Вдоль левой стороны улицы проходит канализационный желоб, выложенный и перекрытый каменными плитами. На той же стороне можно увидеть постамент древней статуи. Образцы древней скульптуры практически не встречаются в Херсонесе неповрежденными, т.к. в годы утверждения христианства их безжалостно уничтожали, обзывая «бездушными идолами».
Вдоль главной улицы раскопаны жилые кварталы разного времени — жизнь здесь не затихала до конца истории города. Очень интересный памятник находится на левой стороне улицы, в третьем от Владимирского собора квартале. Это — подземный храм первых веков новой эры.
На правой стороне главной улицы вы сможете осмотреть дом с лавкой XIII-XIV вв. Из лавки на несохранившийся второй этаж ведет каменная лестница. Через вход с улицы мы можем войти в просторную, почти квадратную переднюю. Слева от нас — угловое помещение, которое являлось лавкой, но не сообщалось с передней. Попасть в эргастирий (греч. "рабочее место") можно было прямо с улицы, через широкий вход, как это было принято в большинстве мастерских-лавок.
Деревянный пол, уложенный на балки, скрывал подвал, под который приспособили некогда существовавшую здесь прямоугольную цистерну (римского времени) глубиной около четырех метров. В подвал, служивший и прохладной кладовой, и складом, спускались через люк в полу по приставной деревянной лестнице. Таких цистерн на руинах Херсонеса обнаружено 40 (и наверняка есть еще не открытые). Их емкость колеблется от 30 до 200 тонн. Все они высечены в скале и обмазаны раствором цемянки, обладавшим гидроизолирующими свойствами. В этих цистернах горожане засаливали на продажу рыбу. Ее основным покупателем было римское государство — херсонесская рыба шла в рацион солдатам огромной императорской армии. В средние века часть цистерн продолжала использоваться по назначению, другие засыпали, а третьи (особенно в последние века существования города) превратили в подвалы жилых домов.
Слева от средневекового дома (чуть впереди) находятся руины большой античной усадьбы, занимавшей некогда полквартала. Одни размеры этого здания говорят о богатстве и знатности обосновавшейся в нем семьи. Впрочем, не исключено, что это могло быть сооружение общественного назначения. Бросается в глаза отличие античной строительной техники от средневековой. Жители византийского Херсона строили свои дома из необработанного (бутового) камня, потом штукатурили и белили. А граждане древнего Херсонеса возводили дом на века — из огромных, тщательно пригнанных друг к другу блоков, красиво обработанных в руст. Руины античной усадьбы, представшей перед вашим взором, покажутся вам неуловимо знакомыми. Действительно, где-то мы уже видели эти красивые кладки, положенные насухо без применения связующего раствора. В той же строительной технике выполнены кладки «Казармы» и «Монетного двора».
Античные усадьбы были больше средневековых по площади. В древности в городском квартале помещались 2-4 усадьбы (некоторые дома занимали целый квартал), а в средневековую эпоху на их месте возводили 6 или даже 8 домовладений. Античный дом строился как маленькая крепость — все его двери, окна и крыши были обращены вовнутрь, к двору, именовавшемуся перистилем («окруженный колоннами»). Одно крыло дома было жилым (здесь разделялись мужская половина, андрон, и женская — гинекей). Слева, в углу дворика, как и сейчас, находилась вырубленная в скале цистерна грушевидной формы для сбора воды, которая во время дождей стекала с крыш портиков, обрамлявших его. Остальные постройки, расположенные вокруг двора, были служебными: кухни, мастерские, склады... В центре двора располагался жертвенник для воскурения богам ароматических травок. Выход из дома шел через узкую калитку, располагавшуюся в столь же узком коридорчике. Все это могло пригодиться, если бы на дом внезапно напали.
Главная улица заканчивается небольшой площадью, которая с IV в. до н.э. и до конца истории города носила имя в честь древней покровительницы города — она называлась Парфеноном, то есть Девичьей площадью. Эта площадь — одна из древнейших в Херсонесе. Она вымощена каменными плитами, которым более двух тысяч лет. До нашей эры здесь находился священный участок — теменос с храмом богини Афины Парфенос. Там же находился храм, посвященный деве, большая пятиметровая статуя Афины, а также жертвенник и колонная галерея (стоя). Даже в эпоху раннего Средневековья, когда языческие святилища давно были упразднены, место продолжало носить прежнее название — Парфенон и являлось оконечностью восточной стороны города. В средние века на месте древних храмов возвели две христианские церкви. Фундамент одной из них (Восточной базилики) хорошо виден, руины маленького крестовокупольного храма находятся слева от базилики.
На этой же площади стоял в средние века государственный архив Херсонеса. Остатки здания, в котором он находился, мы ныне увидеть не сможем: оно постепенно ушло под воду. Вдоль берега археологи обнаружили множество печатей различных византийских чиновников, в том числе финансовых, таможенных. Встречаются также печати стратигов и епископов Херсона. Возможно, недалеко от Восточной площади находился таможенный пост, откуда прекрасно просматривался вход в гавань и регистрировался заход каждого судна. Обвал уничтожил архив и участок невысокой приморской оборонительной стены. Разрушение берега продолжается под неумолимым натиском волн, ветра и дождя. По этой же причине не рекомендуется близко подходить к манящей, но ненадежной кромке бездны, разверзающейся у самых ног: красоты вида не компенсируют опасность.
Слева от Восточной площади находится длинная полукруглая насыпь. Это — все, что осталось от французской артиллерийской батареи времен Крымской войны, известная как «батарея Канэ». Она вела огонь по русским позициям, располагавшимся на противоположной стороне Карантинной бухты.
Северный берег Херсонеса и его достопримечательности
От Уваровской базилики II поперечная улица ведет путника в Северный район Херсонеса. Вдоль этой улицы раскопаны позднесредневековые кварталы, которые в основном погибли в 1299 году во время нашествия орд татарского темника Ногая. Некоторые здания частично отреставрированы: часовня XII-XIII вв., постоялый двор того же времени с красивой въездной аркой.
Такие маленькие часовни после разрушения города на рубеже X-XI веков от предполагаемого землетрясения были построены в Херсонесе повсюду — на месте разрушенных базилик и в центре городских кварталов. Они служили квартальными или фамильными молельнями, а также — усыпальницами. В большинстве из них обнаружены костницы, в том числе и в той, которая предложена вашему вниманию. Внутри крохотной алтарной апсиды на обломке колонны лежит мраморная плита. Она использована вторично, то есть, принесена из какого-то разрушенного здания и приспособлена под престол.
Справа от улицы, прямо над морем, на двух пилонах висит сигнальный колокол, один из символов современного Херсонеса, излюбленный объект фотографов и живописцев. Редкий человек не приходил к нему, и, наверное, не нашлось мальчишки, который бы не бросил в него камнем, чтобы услышать его звон.
Прогуливаясь по этому району древнего городища любой путешественник обязательно посетит знаменитую «Базилику 1935 года», далее продолжив свой путь на запад, за зарослями дикой фисташки, слева от улицы, вы увидите еще одну удивительную базилику. Ее называют «Базиликой в базилике».
Большой интерес представляют и другие памятники древней архитектуры, о которых речь пойдет чуть ниже.
ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР
Почти напротив колокола, левее приметного арочного прохода, находятся руины обширной усадьбы с большим центральным двором, мощенным камнем. Это остатки постоялого двора — ксенодохиона (от греческого «ксенос» — гость). «Неужели в этой тесноте жили люди?» — задаются туристы вопросом. Нет, люди и на постоялом дворе, и в жилых домах обитали на втором этаже, а на первом находились различные службы. Рядом со входом размещалось обширное помещение торговой лавки с подвалом, куда спускались по семи каменным ступеням. Соседнее помещение, тоже с подвалом, скорее всего, служило складом. Складские помещения с широкими проемами дверей располагались и вдоль восточной стороны двора.
У здания был длинный навес — портик, под которым была устроена кухонная печь, а рядом с ней лежало в ряд несколько ручных мельниц и два больших жернова для размола зерна. Один из них и сейчас находится в углу двора. Привести такие тяжелые жернова в движение можно было лишь использовав силу «бессловесного мельника» — лошади или осла, следовательно, в доме была ещё и конюшня. В западном углу двора можно было воспользоваться услугами афедрона — туалета, перекрытого камнем с вырубом. Рядом стоял глиняный пифос с водой, предназначенной для слива нечистот, которые удалялись через канал в уличный водосток. Очевидно, с сервисом и благоустройством в херсонесском ксенодохионе по меркам того времени было все в порядке. Несмотря на кажущуюся тесноту застройки города, на самом деле жители и древнего, и средневекового Херсонеса придерживались вполне современных санитарных норм жилой площади на одного человека — около 20 кв.м. Общая площадь жилых усадеб в средние века колебалась в пределах 70-250 кв.м., а в античности могла доходить до 500 кв.м. и более.
ДОМ ВИНОДЕЛА
Прогуливаясь по II продольной улице, вы увидите справа дом винодела римского времени. Здесь действительно изготовляли вино и делали это в весьма значительных количествах, очевидно, в расчете на продажу, на что указывают три сохранившиеся давильные площадки большой винодельни. Виноградодавильные площадки (тарапаны) залиты прочным цемянковым раствором, будто насквозь пропитаны розовым кипением виноградного сока. На первой, меньшей из них, его выжимали ногами, получая самое качественное сырье для будущего вина. Потом жмых перекладывали на соседние площадки и давили его с помощью рычажных деревянных прессов. Рычаги подтягивали скрученными веревками к каменным грузам, которые стояли в вырубленных в скале углублениях. Сок через сливы стекал с площадок в небольшой прямоугольный оштукатуренный цемянкой резервуар перед каждой давильней, сложенный из узких, плоских кирпичей — плинф и обломков черепицы. Тут же по соседству находился круглый колодец с чистой ключевой водой. Кстати, пока это лишь третья, но бесспорная винодельня, открытая в черте города: вероятно, в большинстве своем их устраивали на окрестных сельских усадьбах Гераклейского полуострова, поближе к виноградникам. Последние отличались мелкоягодностью, однако это не мешало местным сортам быть урожайными и давать высокий выход вина. Оценить его на пробу нам едва ли удасться, хотя принято считать, что по своим вкусовым достоинствам и качеству оно было не лучше и не дешевле большинства импортных вин и поэтому потреблялось в основном самими херсонеситами, не вывозившими его далеко за пределы города.
Тем не менее, запасы вина подчас бывали весьма значительны, о чем, в частности, свидетельствует крупный склад, примыкавший к давильням. В его полу сохранилось больше полутора десятков вырубленных в скале углублений, куда вставляли пифосы, наполненные уже готовым напитком. Еще севернее находился двор, тщательно мощеный аккуратными каменными плитами. Интересно, что плотно подогнанные плиты были положены в три ряда друг на друга. Случай необычный, указывающий на то, что по вымостке приходилось передвигать значительные тяжести. Двор обильно давал воду, для чего здесь существовал колодец. Рядом с ним виднеется еще более узкая горловина водосборной цистерны глубиной до трех метров, которая расширяется книзу колоколом. Очевидно, работавшие в винодельне нуждались в столь больших запасах воды, что не поспевали наполняться оба опорожняемых колодца, либо приход воды на этом участке был мал.
Из западного угла двора каменная лестница из девяти ступеней вела в вырубленный в скале подвал. Кстати, его глубина свидетельствует в пользу того, что в первые века н.э. уровень воды в море у берегов Херсонеса был не выше современного. Археологи обратили внимание, что внизу, возле входа в подвал стоял каменный блок почти метровой высоты, а в небольшом продольном круглом отверстии, проделанном в нем, лежали кости кур, гусей, барана, керамические светильники, были заметны следы красной краски. Очевидно, здесь было устроено домашнее святилище с жертвенником, посвященном подземным божествам, которых, несомненно, почитали в Херсонесе. Известно по меньшей мере еще два таких же жертвенника, найденных в подвалах домов, правда, более раннего, эллинистического времени. Может быть, одной из причин такого внимания херсонеситов к хтоническим культам были нередкие в Крыму землетрясения, заставлявшие дрожать не только стены, но и вселявшие суеверный трепет в души жителей?
АНТИЧНЫЙ ЖИЛОЙ ДОМ
Позади дома винодела находится квартал, в котором в древности располагался большой античный жилой дом. Этот дом занимал почти всю территорию этого квартала, его площадь составляла более 600 кв.м, тогда как обычные дома, находившиеся тут же по соседству, были в три раза меньше. Макет этого дома можно увидеть в Античном отделе музея, но на месте от него остался только круглый колодец глубиной около четырех метров, который когда-то находился во внутреннем дворе дома в окружении колоннадных портиков. Впрочем, исчезнувшее нетрудно представить, поскольку подобные постройки эллинистического времени отличались типичностью планировки. Как правило, слева от входа во двор находилось мужское помещение — андрон, справа или на втором этаже — женское, гинекей, а в глубине и по центру — ойкос — большое помещение с очагом, в котором любили собираться все домочадцы.
Неизвестно, какая нужда потребовала разобрать дом-великан, но в конце II — начале I вв. до н.э., как раз в пору ожесточенных столкновений херсонеситов со скифами, это произошло. Взамен была выстроена новая усадьба, где в I в. до н.э. жила, очевидно, тоже зажиточная семья.
ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ ДОМ
Недалеко от лестницы, ведущей со смотровой площадки, можно заметить небольшой цементированный прямоугольник, окруженный низкой кладкой стен. На этом месте в 1938 году была найдена чудесная напольная мозаика, искусно выложенная из разноцветной морской гальки. На ней были изображены две обнаженные женские фигуры, стоящие по бокам большой плоской чаши на высокой, до пояса фигур, подставке. На краю чаши сидит голубь, а еще одна птица, возможно, не голубь, а утка, показана в полете над чашей. Слева от главной композиции находилась широкая вертикальная полоса, заполненная излюбленным орнаментом греков — крупными веерообразными лепестками так называемых пальметт. Фигуры были оконтурены тонкими полосками свинца. Политые водой, гладкие камешки оживали, наполнялись изнутри цветом и начинали переливаться разными оттенками. После войны мозаика была перенесена в Античный зал музея, где ее можно рассмотреть во всей красе.
Поначалу исследователи решили, что сюжет мозаики изображает купальщиц и, следовательно, служил для украшения ванной комнаты эллинистического дома. Однако настораживало, что правая женская фигура имела за спиной плащ, да и птицы выглядели как-то не к месту. Поэтому археологом О.И. Домбровским было предложено трактовать сюжет как изображение двух ипостасей греческой богини любви, красоты и плодородия — «пеннорожденной» Афродиты, причем правая фигура с плащом должна была означать Афродиту Уранию — Афродиту Небесную. Птицы же были символами богини.
Поскольку в комнате, на полу которой находилась мозаика, вдоль трех стен оказалась пустующая, ничем не украшенная узкая полоса, напрашивался вывод, что здесь что-то стояло. Но на таком пространстве в виде буквы П могли размещаться только деревянные ложи-кине, на которых по одному-двое возлежали греки во время своих пиров — симпосиев. Между ними посередине ставили низкие прямоугольные столики на четырех ножках — трапезы, на которые выставляли яства, обязательный кратер — широкогорлый глиняный двуручный сосуд для смешивания вина с водой, чашу-черпак с длинной ручкой (киаф) и килики — чаши для питья с двумя ручками на ножке. Так родилось убедительное объяснение, что мозаика украшала не ванное помещение, а андрон (дословно — «мужская комната»), вдоль стен которого было установлено 4-5 лож с высокими изголовьями.
Это было главное помещение мужской половины дома, где хозяин принимал своих гостей. Потолок в нем был обычно выше, чем в других помещениях дома. Как правило, оно располагалось рядом с входом в жилую усадьбу, тогда как в глубине ее, чаще на втором этаже, находилась женская половина дома, то есть комнаты для женщин — гинекей (от греческого слова «гюне» — «женщина», «жена»), где они занимались ткачеством, воспитанием детей, коротали время с подругами за игрой на лире, кифаре, костяной флейте — авлосе. Греки не любили многолюдных сборищ и считали, что за столом для приятного общения количество сотрапезников не должно было превышать числа муз, то есть девяти.
На симпосиумах могли говорить на философские темы, но гораздо чаще вели беседы о житейских делах, звучали пение, музыка, легкие разговоры. Иногда приглашали шутов и актеров, женщин легкого поведения. Последние развлекали мужчин музыкой, танцами, пением, фокусами и любовью. Понятно, почему матери, жены и сестры пирующих отсутствовали на таких мужских собраниях, равно как и не могли посещать театр. Зато на пир можно было пригласить гетер (дословно — «спутниц»), как называли женщин, ведших свободный, независимый образ жизни и зачастую хорошо образованных. Должно быть, херсонесская мозаика тоже помнит такие застолья, полные неторопливых бесед о жизни, философских размышлений, которые греки любили не меньше, чем застольные песни — сколию и музыку.
РУССКИЙ КВАРТАЛ
Этот большой средневековый квартал достоин особого упоминания. В XI в. здесь существовал большой гончарный комплекс, три обжигательные печи которого служили для производства кровельной черепицы. В некоторых домах, погибших в пламени пожара, в ходе раскопок были найдены серебряные новгородские гривны, пряслица из овручского лилового шифера, какими пользовались на Руси, киотный крест XIII в. со славянскими надписями, некоторые другие церковные предметы, скорее всего, происходящие из городов Поднепровья, которые позволяют полагать, что в этом районе располагался квартал, где селились русские купцы, ремесленники с семьями или было подворье с русской церковью, разгромленные, как и весь город, во время одного из татарских нападений. Впрочем, глядя на остатки небольших комнатушек здешних усадеб, ничем существенно не отличавшихся от поздневизантийских, едва ли скажешь: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Очевидно, греческая сторона диктовала пришельцам свои порядки и волей-неволей заставляла приспосабливаться к чужому быту.
СМОТРОВАЯ ПЛОЩАДКА
Оглядимся со смотровой площадки. Прямо перед нами внизу камни пляжа и скалы, причудливо вымытые волнами. В одном месте они образуют круглую, похожую на маленький бассейн, заводь, а рядом, левее, тянутся в море каменной полосой, на конце которой виднеются остатки камней от купальни, некогда устроенной здесь монахами Херсонесского монастыря.
В IV веке до н.э. все здесь было иначе: справа, там, где теперь высится насыпь с колоколом, мы бы увидели взметнувшуюся ввысь линию оборонительной стены города, которая тянулась наискось в направлении современного античного отдела музея. А на месте перешейка между зданием античного отдела и одноэтажными домиками современных реставрационных мастерских музея, вероятно, были устроены еще одни городские ворота, выводившие на главную улицу.
Со смотровой площадки влево вниз ведет широкая лестница, устроенная для удобства тех, кто пожелает спуститься, чтобы осмотреть раскопки северного берега. Они систематически велись с 1931 года, а доследования продолжаются и поныне. Работы шли главным образом под руководством Г.Д. Белова, который не оставлял раскопки вплоть до своей смерти в 1979 году. Именно здесь как нигде чувствуется прелесть древних, согретых солнечным теплом и оттого будто живых херсонесских камней. Они — символ мертвого и вместе с тем вечного города и даже больше — символ нашей истории. Может быть, оттого так часто их величавые силуэты попадают на фотографии, маячат в буклетах, книгах, не дают покоя режиссерам и операторам фильмов, влекут к себе и на рассвете, когда первые лучи зажигают блеск колонн, и на закате, когда тяжелый алый шар вечернего солнца в сиянии расплавленного золота опускается между ними под неумолчный шорох волн на расположенном в двух шагах каменистом пляже.
ГЕРОКОМИОН (БОГАДЕЛЬНЯ)
Комплекс построек с двумя внутренними обособленными дворами, занимавший почти треть квартала, располагающегося немного левее колокола, по всей видимости, является остатками герокомиона — богадельни или птохиона (от греческого слова «птохос» — «бедный», «нищий»), то есть нищеприимного дома. На территории комплекса находилась часовня-усыпальница с костями умерших, часть которых носила следы врожденных увечий или перенесенных тяжелых болезней. Он включал жилую двухэтажную усадьбу и хозяйственные помещения, колодец, обмазанную изнутри цемянкой подземную грушевидную цистерну для хранения зерна, а также лавку, скорее всего, хлебную, судя по обилию находок каменных жерновов от ручных мельниц и печи на соседнем с ней обширном дворе. Усадьба была окружена глухими стенами, но в лавку можно было попасть со II продольной улицы через широкую дверь. В другом дворе, имевшем отдельный вход, находился колодец и небольшая церквушка-усыпальница, игравшая роль птохотафиона (дословно — «нищепогребательницы»). Ее могилы, устроенные под полом, были наполнены костяками, в том числе носившими следы врожденных увечий или перенесенных болезней. Очевидно, многие обитатели богадельни были калеками, но по мере сил принимали участие в ведении общего хозяйства, за счет чего, в основном, и существовал герокомион. Разумеется, свою лепту вносили также пожертвования херсонесской архиепископии и горожан. Без их милосердия создание в городе такой богадельни было бы невозможно.
УСАДЬБА РЫБОПРОМЫШЛЕННИКА
Шли века, менялась внутренняя планировка квартала, сносились старые и строились новые дома. Интересно, что в них по-прежнему жили отнюдь не бедные херсонеситы, а состоятельные предприниматели. Почти на месте дома с мозаикой, немного южнее его, во II-IV веках н.э., в период расцвета рыбозасолочного производства, приносившего горожанам солидные доходы, разместилась большая усадьба зажиточного рыбопромышленника, прасола и, возможно, рыбака. К внутреннему двору и жилым помещениям, находившимися на втором этаже дома, примыкал целый комплекс из хозяйственных помещений, кладовая с девятью огромными, примерно в рост человека, пифосами и тремя глубокими прямоугольными цистернами для засолки десятков тонн анчоуса.
Особенно выгодным было производство и торговля острым рыбным соусом. Римляне называли его гарумом, а греки и византийцы — гаросом, гароном. И те, и другие с большой охотой использовали соус в еде в качестве приправы к овощам, хлебу и прочему, сдабривая им пищу. Иногда его добавляли даже в вино, а с уксусом использовали в медицинских целях. Именно для изготовления гарума из анчоуса и служили вместительные прямоугольные, изредка квадратные и даже трапециевидные херсонесские цистерны глубиной от одного до нескольких метров, обмазанные розоватой цемянкой из песка, извести и толченой керамики и иногда выложенные на дне плоскими квадратными кирпичами — плинфой. В этих емкостях хамса засаливалась в тузлуке — соляном растворе, вскоре превращаясь в пастообразную массу с резким специфичным вкусом и запахом. Для лучших сортов гарума считалась наиболее подходящей скумбрия или султанка, к которым иногда примешивали немного анчоуса.
ОПСОПОЛИОН
Опсополион — специальный рынок для продажи рыбы и рыбных соусов. Рыба продавалась не только свежая, но и и соленая, вяленая, копченая, маринованная, там же херсонесситы могли приобрести приготовленные из рыбы приправы и кушанья. Из строительной греческой надписи, вырезанной в шесть строк на небольшой мраморной плите, вероятно, помещавшейся в нише стены сооружения, следует: «С добрым счастьем. Теаген, сын Диогена, агораном, из собственных [средств построил] опсополин при жреце Дио.., сыне Филадельфа».
Городские магистраты, рыночные надсмотрщики — агораномы отвечали в греческих городах за правильное ведение торговли, благоустройство, собирали в казну торговые налоги и пошлины. В 129-130 гг. н.э., по-видимому, этот же Теаген известен в другой надписи уже как архонт — глава города, а несколько позже записан в первом ряду должностных лиц Херсонеса. Следовательно, почетный, но не очень высокий пост агоранома он мог занимать, скорее всего, в первой четверти II в. н.э. и, значит, постройка опсополиона происходила тогда же.
Местоположение его до настоящего времени не определено. Между тем известно, что в римский период в центре такого рынка иногда возводилось небольшое круглое здание — павильон. Если мы выберемся на 10-ю поперечную улицу, то в восьми метрах к югу от правого нефа базилики 1935 года окажемся на том самом месте, где Г.Д. Белов обнаружил на глубине почти двух метров остатки похожего круглого сооружения. Примечательно, что внешний край широкого кольца из каменных плит со всех сторон был истерт, выщерблен ногами людей, бессчетное число раз ступавших на него. Едва ли случайно в помещениях, примыкавших к небольшой площади с круглым павильоном, оказалось сравнительно много монет I-IV вв. и обломок надписи о проведении строительных работ одним из херсонесских агораномов — выборного должностного, следившего за благоустройством и поддержанием в порядке мест торговли. Таким образом, здесь вполне мог размещаться тот самый рыбный рынок, в оборудовании которого активное участие принимал известный нам Теаген. Положение площади в приморском квартале между 10-й и 11-й поперечными улицами было тем более удобно для торговли рыбными продуктами, соусами, так как поблизости находились особенно крупные комплексы рыбозасолочных цистерн. Наконец, только в этом районе рельеф местности позволял устроить пристани для перевозки рыбы и продуктов из нее. Достаточно оглядеться, чтобы понять: все прочие прилегающие участки северного берега слишком обрывисты и круты.
Даже в первой половине XIX в. на северном берегу еще можно было разглядеть остатки двух древних херсонесских пристаней на расстоянии 300 м друг от друга: одна побольше, из камней, соединенных цемянкой, другая — совсем маленькая. Первую пристань отделяло от моря 16 ступеней и она находилась в районе смотровой площадки. Другая была в противоположном углу, в 100 метрах от базилики 1935 года.
ДОМ КРАСИЛЬЩИКА
Рядом с базиликой 1935 года виднеется фундамент усадьбы, в которой в III-II веках до н.э. была оборудована красильная мастерская. Об этом свидетельствуют раскопанные три небольшие ванны овальной формы: две в одном помещении и еще одна в соседнем. Они находились ниже уровня пола, непосредственно на скале. Стенки и дно их были обмазаны слоем глины зеленоватого цвета, которую покрывал толстый налет красно-коричневой охры. Маловероятно, чтобы именно этот природный краситель применялся для окраски тканей или кож — для этого он слишком груб и некачественен. К тому же красильное дело не мыслимо без кипячения, а конструкция херсонесских ванн на это не рассчитана. Скорее всего, хозяин мастерской занимался сбором или закупкой на стороне природной, минеральной охры, выходы которой встречаются в Юго-Западном Крыму в долинах рек. В ваннах велась обработка сырья, после чего готовый продукт в виде красной краски продавался на рынке и на заказ, находя наибольший спрос в гончарном и строительном деле. Особенно много ее шло на покраску оштукатуренных панелей в помещениях домов и общественных зданий: недаром при раскопках Херсонеса наиболее часто встречаются кусочки как раз красной штукатурки. Примечательно, что подобная «мода» была на редкость устойчива и держалась веками, переходя из эпохи в эпоху.
В конце I века до н.э. на месте дома красильщика был выстроен двухэтажный дом, от архитектурных элементов которого осталась лишь капитель колонны и обломок карниза с росписью. В кухонном помещении с очагом оказалось много обломков посуды, светильников, причем на многих черепках попадалась одна и та же процарапанная надпись — Гордиос. Скорее всего, так звали одного из владельцев усадьбы, о котором мы не знаем больше ничего. Археологи так и назвали усадьбу — «дом Гордия». Здание просуществовало около 200 лет, до II в. н.э. — времени подъема Херсонеса, мирно благоденствовавшего под римским покровительством.
Затем последовала новая перестройка и на месте «дома Гордия», по-видимому, в IV в., возникла очередная, новая большая усадьба с одним из самых крупных рыбопромышленных хозяйств Херсонеса. Рядом с квадратным двором с колодцем находилась глубокая цистерна, служившая для засолки хамсы (анчоуса), и кладовая с 19 пифосами. Все вместе они были способны вместить до 40 центнеров рыбы! Очевидно, тревожная для всего мира эпоха Великого переселения народов была не такой уж плохой для херсонеситов, оказавшихся вдали от путей, по которыми двигались варвары, — «завоеватели-беженцы», — подгоняемые другими, более сильными или жестокими, чем они.
Рыбопромышленники продолжали жить и трудиться в этом квартале и позже, о чем свидетельствует сооружение цистерны на самом берегу моря, к северу от уже существовавшей базилики 1935 г. В вымостке емкости оказались квадратные плоские кирпичи-плинфы с ранневизантийскими клеймами VI-VII вв.
СТРОЕНИЯ ПЕРИОДА XII-XIV вв.
Мы идем вдоль скалистого пляжа, который медленно, столетие за столетием отвоевывает очередные пяди земли с руинами херсонесских домов и храмов. Здесь сохранились главным образом следы жизни города в XII-XIV вв. Раскопками было обнаружено шесть крупных средневековых усадеб площадью от 140 до 500 кв. м. Половина из них имела по две-три печи, ручные мельницы и, по мнению исследователей, являлась своеобразным кварталом хлебопеков, торговцев хлебом, а возможно, и харчевенщиков, содержателей таверн. Многочисленная посуда, амфоры, пифосы, разнообразные орудия труда, которые пришлось бы долго перечислять, красноречиво говорят о том, что здесь жила отнюдь не беднота, а зажиточные люди.
Кроме хлебопечения жители одной из усадеб занимались изготовлением каменных жерновов для ручных мельниц, делая это, видимо, на заказ или продажу. Даже располагая только ручными мельницами, подобный хлебный эргастирий — торговая лавка — был способен производить за день около 70-90 хлебцев. Херсонеситы, как и византийцы, делали их из кислого теста, хлебцы имели небольшие размеры и вес (около 20 см диаметром и 400-600 гр.). Во время раскопок случалось находить такие обугленные хлебцы. Продажа хлеба обычно приносила неплохой доход, равный нескольким золотым монетам в месяц, и позволяла безбедно существовать.
В другой усадьбе жил торговец рыбой, о чем свидетельствуют не только рыболовные принадлежности, но и остатки весов, а также обломки двух крупных керамических сосудов с проделанными еще до обжига частыми отверстиями в нижней части, через которые стекал сок из засаливаемой для соуса-гарона рыбы. В византийской хозяйственной энциклопедии «Геопоники» такие специальные сосуды для засолки рыбы названы «керамия тарихира» (от «тарихос», как греки издавна называли соленую, маринованную и вяленую рыбу). Другой дом принадлежал, скорее всего, мастеру по ремонту или изготовлению лодок, на что указывают находки запасов пеньки и смолы, применявшихся для конопачения судов.
О том, что здешние жители относились к средним имущественным слоям населения, косвенно свидетельствует наличие в этом же квартале дома, вероятно, принадлежавшего священнику. В двух его помещениях оказались иконы и другие культовые предметы, а во дворе — большой ключ, каким могли запирать двери храма. Обязательной принадлежностью квартала являлся храм-усыпальница. Все усадьбы и храм с гробницами погибли в пожаре. Радиоуглеродный анализ древесины, взятый из сгоревших домов, показал, что дерево для их строительства не могло быть срублено ранее 1313 и позже 1363 г. Следовательно, скорее всего мы стоим перед руинами зданий, погибших в самом конце XIV в., во время похода в Крым воинов «потрясателя вселенной», «железного хромого» — Тимура (Тамерлана), который втянул в кровавые внутренние разборки татарских ханов.
Направляясь от моря вглубь берега, мы все время будем видеть остатки этих усадеб, мраморных престолов покинутых алтарей храмов, однообразные кладки стен, едва возвышающиеся над землей, и камни, камни, камни... Трудно представить, что здесь жил рыбак, там — кузнец, а тут — торговец, что журчала по водостокам вода, звучала иная, незнакомая нам певучая речь, раздавались удары в била, созывающие горожан в церкви на службу. И только солнце светило все так же, все так же шумело море и, как сейчас, лежала серая дорожная пыль, впитавшая прах тысячелетий.
ТОРГОВО-РЕМЕСЛЕННЫЙ КВАРТАЛ СТЕКОЛЬЩИКОВ
В этом квартале находилось несколько позднеантичных стеклоделательных мастерских. Остатки печей для варки стекла, бесформенных кусков стекла, черепков с приставшей к ним стекломассой и других отходов производства, бракованных изделий, стеклянного боя свидетельствуют, что здесь было несколько производственных комплексов, попеременно действовавших с IV до VII века включительно. Не исключено их объединение в особый район или квартал илополов — стекольщиков. Ремесленный люд жил тут и позже, на что указывает находка гончарной печи мастерской — эргастирия, который работал в XI-XII веках.
Немного позже здесь была возведена базилика, открытая в 1932 году. Она существовала до рубежа X-XI веков, после чего была перестроена в небольшую квартальную церковь-усыпальницу. В XIII-XIV веках в квартале размещался городской монастырь. Он объединял в один комплекс три усадьбы и четыре часовни или церкви.
Именно так предлагает интерпретировать постройки А.И. Романчук, обратившая внимание в своей книге по исторической топографии средневекового Херсонеса, что три усадьбы общей площадью около 550 кв.м были объединены в один комплекс с просторными дворами и четырьмя часовнями и церквями. Одна из них являлась тем самым гробничным храмом, что разместился на месте раннесредневековой базилики 1932 года. Зато три другие церквушки легко отыскиваются в центре квартала (одна ближе к берегу, а две другие — друг за другом, почти сплошной линией).
Немного дальше от берега, дальше чем монастырь, в XIII-XIV вв. располагался трехапсидный храм с куполом и ступенчатыми пилястрами. Вход в наос вел через небольшой нарфик с запада. Храм вообще имел небольшие размеры (11,5 х 6,9 м) и выделялся внутренним, почти квадратным пространством с четырьмя массивными столпами — устоями, поддерживавшими верх. Херсонеситы украсили его оштукатуренные стены фресками, но им оказалось не суждено пережить храм, который разделил общую судьбу города. Лишь воображение да реконструкции позволяют представить его в то время, когда он высился над окружающими жилыми усадьбами, украшая квартал и выгодно смотрясь на фоне низких часовен соседнего монастыря.
Древний херсонесский некрополь
Жители древнего и раннесредневекового Херсонеса хоронили умерших за городом. Если вы находитесь на смотровой площадке, то справа, почти там, где теперь высится насыпь с колоколом, мы бы увидели взметнувшуюся ввысь линию ранней оборонительной стены города, которая тянулась наискось в направлении современного Античного отдела музея. К слову, там же, на месте перешейка между зданием Античного отдела и одноэтажными домиками современных реставрационных мастерских-лабораторий музея, вероятно, были устроены еще одни древнегреческие ворота города, выводившие на Главную улицу. Поначалу Херсонес занимал площадь около 12 га и охватывал меньшую, северо-восточную часть полуострова между Карантинной бухтой и небольшой низиной на северном берегу, где мы теперь стоим. Снаружи, за пределами этой стены, как и положено, находился древнейший «город мертвых» — некрополь.
Следы его обнаруживаются сразу возле лестницы, по которой можно спуститься со смотровой площадки. Вертикально вкопанные каменные плиты неправильной формы показывают едва приметный прямоугольник контура одной из могил, а вообще в 1934-1936 гг. их было найдено в этом районе около 140. Все они относились к концу V-IV вв. до н.э., имели сравнительно скромный погребальный инвентарь. Большинство погребенных лежали на спине, в вытянутом положении. Захоронения младенцев, как было принято у древних греков, были сделаны в крупных глиняных амфорах, для чего в них сбоку проделывали отверстие и использовали как своеобразный гробик. Очевидно, такие детские погребения были связаны с идеей плодородия. Встречались урны с прахом умерших, сожженных на погребальном костре. Меньшая же часть скелетов (до 40 %) лежала в могилах на боку, в скорченном положении, с согнутыми руками и ногами. Поэтому Г.Д. Беловым, проводившим здесь раскопки, одним из первых была высказана гипотеза, что умершие были не греками, а туземцами Юго-Западного Крыма — таврами. Версия прижилась, стала уточняться, развиваться другими исследователями, и в результате родились предположения о кладбище тех тавров или неких «лиц варварского происхождения», которые, присоединившись к грекам — первопоселенцам, имели «независимое» положение в Херсонесе, были «равноправны» с его гражданами либо рабами или просто социально зависимым населением полиса. На долгие годы это стало как бы решенным фактом, до тех пор, пока некоторые историки не обратили внимание на то, что у греческого населения на определенном уровне общественного развития, как и у многих других народов, имели распространение захоронения на боку в скорченном виде. Казалось бы, прочно выстроенная версия о совместном использовании некрополя населением как греческого, так и варварского происхождения лишилась своего основного аргумента. Более того, исследователи заговорили о ее несостоятельности.
В 1973 году харьковский исследователь В.И. Кадеев опубликовал работу, в которой всесторонне изучил все свидетельства, имеющие отношение к раннему некрополю Херсонеса со скорченными захоронениями и пришел к однозначному выводу: ни о варварах, ни о туземном элементе применительно к таким херсонесским погребениям говорить нельзя. Точно такой же обряд погребения существовал и у суровых, гордых греков-дорийцев, долго сохранявших устойчивые родовые традиции, и, следовательно, нет оснований приписывать его туземцам Таврики. К тому же в древнейшем некрополе встречался не свойственный таврам обряд трупосожжения, да и некоторые «скорченники» оказались в одних могилах со скелетами, лежавшими в вытянутом положении. Обращает внимание типично греческая правильная планировка и расположение могил, типичные греческие усыпальницы под черепичной крышей и колоннами дорического ордера, греческие надгробия, мраморные вставки от надгробий с именами на греческом, типичный греческий погребальный инвентарь. Покойных также сопровождал обычный для греческого обряда погребения «обол Харона» — медная монетка, вложенная в рот умершего как плата за переправу души умершего через воды загробного мрачного Стикса. Если учесть, что дорийцы были в составе первых поселенцев, прибывших из Гераклеи Понтийской, в свою очередь основанной дорийцами из западномалоазийского города Мегары, станет понятно, кто покоился в земле на северном берегу.
Со временем в Херсонесе утверждаются принципы римского искусства, также, впрочем, как и традиции подчиненных Риму народов. В Херсонес проникают также восточные влияния. Коренным образом изменяется тип и стиль надмогильных сооружений. В античную эпоху (вплоть до I в. до н.э.) надгробные памятники с некрополей Херсонеса обычно выглядели так: узкая вертикальная стела с именем погребенного и символическими атрибутами, объясняющими его профессию (например, меч воина), возраст (посох старца), пол (женский пояс). В I-IV веках они сменяются саркофагами с рельефными изображениями, на стелах появляются погрудные портреты погребенных, широкое распространение получает тема изображения «заупокойной трапезы».
К концу IV в. до н.э., в период расцвета Херсонеса, его население, очевидно, увеличилось до 5 тысяч человек и больше, так что встала необходимость расширения пределов города в западном направлении, почти на всю территорию полуострова между Карантинной и Песочной бухтами. В результате общая городская территория выросла почти вдвое и достигла около 26 га. Старая оборонительная стена была разобрана до основания, — во-первых, оказалась без надобности, во-вторых, не пропадать же готовому строительному материалу, — а на месте некрополя на северном берегу были разбиты ряды прямоугольных кварталов.
Во II-VI веках было принято хоронить покойников в склепах, специально вырубленных для этого в скале. В X-XIV веках погребальные традиции изменились. Появился обычай погребать умерших в фамильных усыпальницах, располагавшихся под полом и в стенах городских церквей. Однако помещать туда людей сразу после их смерти было невозможно с гигиенической точки зрения. Поэтому поступали так: покойника вначале помещали в загородный склеп, сохранившийся от прежних времен. Там он находился около 3-х лет, пока истлеет плоть. Затем черепа и кости конечностей переносили в город в фамильную усыпальницу, именуемую костницей, а кости грудной клетки оставляли на месте.
Объявления
Рекорды Крыма
Осенью 1941 г., когда началась оборона Севастополя, 13-летняя крымчанка Зина Подольская, выдав себя за 16-летнюю, пошла добровольно на фронт и стала санитаркой. В 1942 г. под Керчью вынесла с поля боя 86 раненых бойцов, многих с оружием. В 1943 г., окончив полковые курсы военных водителей,
... →