Морской форпост адмирала Ф.Ф. Ушакова

Значение Балаклавы в системе крымских пограничных оборонительных постов на юге Российской Империи повышалось благодаря самоотверженным усилиям адмирала Ф.Ф. Ушакова, который уделял этому особое внимание.

Сложилось так, что будучи еще молодым лейтенантом, он в 1772 году совершил первое длительное плавание по Черному морю из Таганрога в Балаклаву. Командуя палубным ботом «Курьер», Федор Ушаков приобрел ценные сведения о Балаклавской бухте и ее окрестностях.

Федор Федорович Ушаков

Русско-турецкая война, начавшаяся в 1768 г., держала в постоянной боевой готовности корабли Азовской флотилии, которые несли регулярную крейсерскую службу между Каффой, Балаклавой и Суджук-Кале. 23 июня 1773 года сторожевой отряд капитана 2 ранга Иоганна Генриха Кинсбергена, состоявший из 16-пушечных кораблей «Корон» и «Таганрог» (командиры — И. Басов и А.М. Колычев), встретил у Балаклавы значительно превосходящую по силам турецкую эскадру — три 54-пушечных линейных корабля и 24-пушечную щебеку с десантом на борту.

Иоганн Генрих ван Кинсберген

Из-за слабого ветра «Корон» отстал от головного корабля «Таганрог». Несмотря на это, командующий русским отрядом принял решение дерзко атаковать противника одним кораблем. Искусно маневрируя, в течение часа до подхода «Корона» «Таганрог» меткими продольными залпами наносил существенные повреждения врагу. После шести часов боя турецкие суда отступили, понеся серьезные потери в экипажах. И.Г. Кинсберген докладывал после блестящей победы: «Легче было бы поймать луну, нежели догнать парусные суда с моими двумя плоскодонными машинами. Если бы у меня был фрегат, то у Ее Величества было бы двумя кораблями более». Потери личного состава русских судов оказались небольшими и составили: погибшими — 1 офицер и 3 матроса, ранеными — 30 матросов. В рапорте командир отряда также отметил исключительную отвагу и стойкость своих моряков: «С такими молодцами я выгнал бы черта из ада». В ходе сражения Кинсберген впервые применил составленные им специальные «сигналы на непредвиденный случай». За проявленный героизм и личное мужество императрица Екатерина II наградила капитана 2 ранга Кинсбергена орденом Святого Георгия 4 степени. Сражение вошло в летопись русского флота как Балаклавское и привлекло пристальное внимание командования русского флота.

Балаклавский морской бой 23 июня 1773 года

Для защиты крепости и порта Балаклавы от вторжения турецкого флота в 1774 году Ф.Ф. Ушаков получил в командование 16-пушечный корабль «Модон» и занял брандвахтенный пост в гавани. Подвиг капитана 2 ранга Кинсбергена послужил примером для молодого лейтенанта и, безусловно, оказал большое влияние на становление его флотоводческого таланта. В должностные обязанности Ушакова входил бдительный надзор за проходившими мимо входа в бухту судами.

Отвесные скалы, обрамляющие узкий проход, всегда представляли серьезную опасность для мореплавателей. После сражений в Балаклаву приходили ремонтироваться русские корабли «Морея», «Новопавловск» и многие другие. Не всем судам при сильном ветре удавалось благополучно войти в гавань. Внешний рейд Балаклавы пригоден для якорной стоянки только при тихой погоде. Когда штормовые волны яростно бились об острые скалы, корабли срывало с якорей и бросало на камни.

Жертвой разбушевавшейся стихии в 1775 году стал 16-пушечный фрегат «Победа» под командованием Николая Петровича Кумани. 5 сентября этот знаменитый корабль потерпел крушение у Балаклавы. Чудом удалось спасти пассажиров и экипаж.

Несмотря на сложные гидрометеорологические условия, судоходство в районе Балаклавы продолжало развиваться и требовало разработки новых подходов к защите этого важного стратегического пункта. Участившиеся случаи получения экипажами иностранных судов ценных военных сведений о русских портах побудили контр-адмирала Ф.Ф. Ушакова уделить особое внимание защите Балаклавского порта от таких визитов.

Представляет интерес информация, полученная от капитана французского судна «Латартана Ладель», стоявшего в ту пору в Балаклаве. «Судно французское одномачтовое, именуется «Латартана Ладель», — писал Ф.Ф. Ушаков в июле 1789 года в донесении о полученных военных сведениях. — Вошло оно в Балаклавскую гавань сего июля 20 числа в 11 часов пополудни. Шхипер оного судна француз называется Джозеф Валентин Гарнье. Служители на нем: французов — 5, итальянец — 1, грек — 1. По разведыванию моему от господина французского капитана поверенного в делах Луи Болот, от шхипера французского судна и от одного грека, который на том же судне, объявили они следующее. Во время бытности его с судном против Буюк-Дере турецкий флот стоял на рейде, расположившись в разных местах от Константинополя проливом к Буюк-Дере, когда ж сделался им благополучный ветер идти в море, в то самое время и флот, снимаясь с якорей, подходил и останавливался против Буюк-Дере. По замечанию его флот состоял тогда не более как из 12 линейных кораблей, около восьми фрегатов, одной галеры. Дубель-шлюпок, кирлангич и разных небольших судов более 80-ти. В том числе одна двухмачтовая батарея, на которой он прежде из любопытства был. Пушек на оной по семи на стороне, и две на носу — всего 16. Из них на средине судна по две на стороне 36-фунтового калибра, а прочие все 24-фунтовые. Судно оное плоскодонное, в грузу ходить мелко, потому в бейдевинт ходить не может. На дубель-шлюпках пушки поставлены на некоторых на носу по две, а на иных по одной пушке 24-х и 18-фунтовые, из них одна дубель-шлюпка сделана прошедшей зимой в Константинополе отменной конструкции, нос и корма равной остроты, по одной пушке поставлено на ней, на носу и на корме 24-фунтовые, а на бортах по шесть пушек на стороне маленькие». Таким образом, Ушакову удалось получить ценнейшие сведения о турецком флоте и подготовить русский флот к будущим победам.

Получив важный опыт на военно-морской службе, Федор Ушаков как никто другой знал особенности черноморских портов и предлагал свои конструктивные меры по усилению их защиты.

В сентябре 1789 года Ушаков докладывал в рапорте князю Г.А. Потемкину Таврическому: «...получил я сообщение от находившегося с сухопутными войсками при Мекензиевом хуторе господина генерал-майора Неклюдова, которым уведомляет с рапорта к нему греческого полка от секунд-майора Николаева, что двухмачтовое французское судно, которое пред сим было несколько времени в Феодосии, вышло оттуда после шестидневного нахождения в море и вчерашнего числа вошло в Балаклавскую гавань, грузу на оном никакого нет, а потому и предписано от него, господину майору Николаеву, в сходство ордера господина генерал-аншефа и кавалера Михаила Васильевича Каховского, хозяину того судна объявить, чтоб тотчас ехал с оным судном прочь, ибо по уничтожению теперь торговли не только чужие, но и наши суда впущать в гавани запрещено. А как при Балаклавской гавани вооруженных и прочих судов не имеется, тож и вход в гавань пушками не защищен, о чем вашей светлости донеся к точнейшему исполнению повелений, не угодно ли будет приказать поставить туда одно вооруженное из корсарских судов, также на восточном мысу Балаклавской гавани сделать кому подлежит маленькую батарею на том же месте, где была во время прошедшей войны. Пушки на оную, если других нет, можно две или три дать здешнего порта, ибо для остановления судов, не допуская до гавани, должно делать сигналы пушечными выстрелами, и что на это повелено будет, имею ожидать резолюции».

Опасения Ушакова постоянно подтверждались сведениями с крымских наблюдательных постов. Так, 2 августа 1790 года контр-адмирал докладывал князю Потемкину: «Присланным ко мне находящийся в Балаклаве греческого полку секунд-майор Николаев рапортом объявил: при рассвете сего числа усмотрен из Балаклавы в море турецкий флот в дальнем расстоянии от берега, по счету больших и малых до 62 судов, путь их простирается к таврическим берегам к Феодосии. Получив оный рапорт, нимало не мешкав ездил сам к Георгиевскому монастырю, и по осмотру моему оказалось флота неприятельского кораблей и фрегатов не более 12 и около 20 мелких разного сорта судов, при северо-западном ветре путь свой продолжают к востоку и при осмотре моем проходили уже они и закрывались при Балаклавской бухте за мыс Айя. Я опрашивал всех находящихся при Георгиевском монастыре, видевших оные суда, и остался уверенным, что весь оный неприятельский флот или эскадра состоит только из 32 разных судов, тех самых, которых я видел. При рассвете дня показались они против Георгиевского монастыря при северном ветре от юго-запада. Я почитаю, что оный флот состоит из тех судов, которые после баталии остались менее повреждены, или оставшиеся за повреждением соединились с какой-либо новой эскадрою; ибо все оное показавшееся число судов весьма маловажно, и проходят, думаю, с тем только намерением, чтоб показаться около крымских берегов и после удалиться и взять на себя то, что они отваживаются еще ходить около оных берегов».

А уже 21 августа флотоводец написал: «...Вчерашнего дня около 5 часа пополудни от западной стороны показалось в море против Георгиевского монастыря неприятельское трехмачтовое судно, при северном крепком ветре и мрачной погоде приближалось несколько в Балаклавскую бухту...».

Граф Платон Зубов, анализируя состояние Балаклавского порта после завершения войны с Турцией, написал в 1794 году: «Господин поручик правителя области Таврической коллежский советник и кавалер Таблиц от 15-го апреля сего года представил мне рапортом, что Балаклавская гавань, по окончании прошедшей с турками войны за бесполезностью ее ради близкого расстояния от Севастополя и что никакого нет купечества, уничтожена вашим превосходительством и запрещено купеческим судам впредь там выгружаться; а предоставлен токмо им вход туда в некоторых случаях ради спасения, как то: во время бываемых противных ветров или недостатка в пресной воде, или случае какого-либо у судов повреждения, за коим далее идти не могут, наблюдением при том от определенной особенной стражи присмотра, чтобы такие суда не могли ничего выгрузить на берег или находящиеся на них люди иметь какого-либо сообщения с жителями балаклавскими. Но как и в последующие времена оказалось, что суда приходят туда под разными предлогами, коим не всегда верить можно, стоять там долгое время, и без нужды, так что их надобно силою оттуда в другие порты таврические высылать, а в прошедшем году некоторые турецкие корабельщики усиливались там и выгружаться, под видом, что суда их по повреждениям далее идти не могут, и вышли уже тогда, когда им тут оставаться запрещено было: из чего он, господин Таблиц, находит сомнение, что туда приходят суда более с умыслами для тайного провоза товаров, нежели по опасным таким случаям, и из-за этого не только может последовать подрыв таможенным сборам, но и вкрасться опасная в пределы Таврической области болезнь, если стража хотя малейшее окажет послабление или оплошность, а потому и полагает, чтобы гавань эту от входа судов совсем запереть, дабы тем предупредить всякие возможные там случиться злоупотребления, представляя, что судоходству по Черному морю это не может сделать никакого затруднения; ибо суда, идущие из Константинополя, Анатолии и других мест, во время бываемых на море опасностей могут столь же удобно отыскать себе убежище в других портах Таврических, и безопаснее, чем там. А так как означенная гавань при самом устье имеет не более пятнадцати сажен ширины, то удобно можно от одного берега до другого протянуть железную или из брусьев деревянных составленную цепь и дать знать о том всем корабельщикам повсеместно, дабы ни в коем случае туда входить не покушались. Я, будучи согласен с мнением господина поручика правителя области Таврической, предписываю вашему превосходительству Балаклавскую гавань велеть запереть, так как вышеизложенном представлении указано. Я нахожу это необходимым не только для предотвращения тайного провоза товаров и внесения язвы, но чтобы не могли быть и никакие потаенные с турками сношения, о чем и иметь вам прилежайшее наблюдение».

Ф.Ф. Ушаков также принял деятельное участие в организации карантинной службы в Балаклавской гавани: «Приказание вашего превосходительства, — писал Ушаков генерал-майору С.С. Жегулину в сентябре 1796 г., — было в Балаклавскую гавань по предосторожности никаких судов не впускать, что со стороны флота исправно и исполняется, но узнал я, что шесть или семь дней уже находится в этой гавани купеческое судно, пришедшее из Константинополя, нагруженное хлопчатой бумагой и прочими, строжайшему карантину товарами подверженными. О входе этого судна в Балаклавскую гавань ни мне, ни карантинному смотрителю, и за ним никакого по карантину смотрения и предосторожностей не замечается. Господин майор Лотаковский, при карантине здесь находящийся, вчерашний день узнал об оном и туда ездил; но объявлению его немалое сомнение есть в том, что надлежащих осторожностей нет и быть не может. Ныне же известно через пришедшее вчера в здешний карантин из Константинополя судно, что там опасная болезнь везде умножается, потому настоит немалая опасность, чтобы чрез неосторожности, в Балаклаве происшедшие, не могло последовать чего-либо неприятного. Известив об этом ваше превосходительство, покорнейше прошу, не благоугодно ли будет повелеть за таковые неисполнения предписаний о впуске судна непозволительно в Балаклавскую гавань, за долговременное его там пребывание и неосторожности взыскать вашим повелением, дабы впредь не могло случиться подобного и произойти возможного вреда. Не надлежало бы в этой гавани сие судно столь долго удерживать. А выход из нее удобен, ибо почти ежедневно по утрам случаются способные северные ветры. В предохранение же здесь большей флотской команды, не соблаговолено ли будет приказать и балаклавских жителей на несколько времени в Севастополь не впускать. Да и здесь при карантине в пополнение в рассуждении осторожностей повелеть сделать еще вновь некоторые распоряжения, а особо до содержания караулов касательные, обо всем оном представляю вашему превосходительству».

Кроме выдвинутых в этом письме предложений, Ушаков также добился отправки из конторы Севастопольского порта железной цепи для преграждения входа в Балаклавскую бухту. Эти меры позволили эффективно защитить население Балаклавы и Севастополя от опасных инфекционных «карантинных» заболеваний (чумы, холеры, желтой лихорадки и др.). Официальное распоряжение об учреждении карантина в Балаклаве последовало только через 11 лет, в 1808 году.

Подводя итог деятельности Ф.Ф. Ушакова в Балаклаве, следует сказать, что для флотоводца этот город действительно стал морским форпостом. Здесь Федор Федорович впервые принял самостоятельное командование сторожевым кораблем, здесь прошли лучшие годы его молодости. Балаклава оказала большое влияние на становление личности этого великого русского флотоводца.