Балаклава в период Крымской войны 1853-1856 гг.
В период Крымской войны 1853-1856 гг., при осаде Севастополя, маленький городок Балаклава привлек к себе внимание всего мира, не меньшее, чем Севастополь.
«... Мы приближаемся к одной из тех исторических катастроф, которые запомнятся навеки...». Эти пророческие слова Федора Тютчева, написанные в марте 1854 года, довольно четко очерчивают те самые события под Балаклавой, которые привели к глубокой печали и растерянности жителей Туманного Альбиона в период Крымской (Восточной) войны. Пожалуй, это была самая парадоксальная и кровопролитная война середины XIX века и единственный общеевропейский конфликт на протяжении ста лет от Венского конгресса 1815 года до первой мировой войны. В той или иной степени в ней приняли участие все ведущие страны той эпохи, а «по своему географическому размаху до середины XIX столетия она не имела себе равных. Все это позволяет считать ее своеобразной «протомировой» войной, и вместе с тем Крымская война может рассматриваться как первая чисто «геополитическая» война, а также как война цивилизованная».
Соглашаясь с мнением ряда современных историков, в том числе симферопольца Сергея Киселева, об историческом переосмыслении Крымской войны, в ходе которой проявились проекты расчленения России, характерные для нас и ныне, никак нельзя соглашаться, что это была «цивилизованная» война. Любая война не может быть цивилизованной. А убийство священнослужителей, беременных женщин и детей, разрушение православных святынь и грабеж, не имеют ничего общего с тем, что мы называем цивилизацией.
Впрочем, война — есть война. И в судьбе Крыма их насчитывается немало. «Военно-стратегическое значение полуострова превращало его в полигон для выяснения отношений между странами Причерноморья, для разрешения вопросов большой европейской и мировой политики». Вечный «восточный вопрос» не мог не затронуть Крымский полуостров. Восточная война стала результатом столкновения политических, экономических и духовных интересов России и ряда европейских государств и Оттоманской империи. Становившаяся на путь капиталистического развития Россия нуждалась в рынках сбыта на Ближнем и Среднем Востоке, в выходе торгового флота через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море. Немаловажным звеном в цепи этих противоречий являлось покровительство России православным, живущим на территории Турции, в состав которой в то время входили страны Ближнего Востока, часть Балканского полуострова и Северной Африки, названные Николаем I «наследством больного человека».
Попытка российского императора разделить это «наследство» потерпела крах. После провала миссии князя А.С. Меншикова (правнука сподвижника Петра I), направленного в Константинополь с царскими инструкциями оказать давление на турок, под предлогом защиты православного населения в Палестине, также входящей в Оттоманскую империю, царское правительство 20 июня 1853 года вводит войска на ее территорию — в княжества Молдавию и Валахию. Турция, подталкиваемая Францией и Англией, особенно стоявшей за целостность Османского государства, предъявила ультиматум о выводе из княжеств русских войск и, не получив ответа, 4-ого октября 1853 года объявила России войну. Войска султана Абдул-Маджида начинают наступление на Кавказе и Дунае. Так была развязана Восточная (Крымская) война, ставшая, по словам одного из современников «достойной сожаления глупостью», как впрочем, и любой военный конфликт.
Вскоре турки терпят ряд серьезных поражений. 18 ноября 1853 года эскадра Черноморского флота под командованием вице-адмирала П.С. Нахимова одержала победу на море. В Синопской бухте, защищенной береговыми батареями, русские моряки разгромили турецкую эскадру, пленив главнокомандующего Осман-пашу и более трех тысяч турок. Последнее сражение эпохи парусного флота потрясло Европу и, как оказалось, «стало козырной картой в Большой Европейской политике».
После Синопа Англия и Франция ввели объединенную эскадру в Черное море, а в марте 1854 года объявили о начале военных действий против России. «Колесо военной истории упорно катилось, приближаясь к Крымскому полуострову — полигону выяснения отношений воюющих государств и ряда стран Причерноморья».
Союзники, направив свои эскадры на Балтику, в Белое и Баренцево моря, на Дальний Восток, стали готовить высадку экспедиционного корпуса в Крыму. Летом 1854 года в газете «Таймс» откровенно заявили: «...главная цель политики и войны не может быть достигнута до тех пор, пока будет существовать Севастополь и русский флот... взятие Севастополя и занятие Крыма вознаградят все военные издержки и решат вопрос в пользу союзников». Командование Британской армии приняло решение овладеть Балаклавой как важным стратегическим пунктом для развития дальнейшего наступления на Севастополь. Глубокая Балаклавская гавань, укрытая от сильных штормовых ветров и знакомая морякам многих стран, в полной мере отвечала требованиям безопасной стоянки кораблей Королевского флота Великобритании.
Надо полагать, что осведомленности английского военного командования немало способствовала разведывательная информация, полученная от английских путешественников. Обер-сервайер Британского Адмиралтейства кораблестроитель Уильям Саймондс, побывавший в Крыму в 1841 году, первым составил подробное гидрографическое описание Балаклавской бухты.
Летом 1854 года военные суда англичан и французов стали частенько появляться для рекогносцировки у крымских берегов: Феодосии, Южнобережья, Евпатории, Севастополя. В конце июля английский генерал Броун и французский — Канробер, с отрядом судов довольно близко подошли к севастопольской крепости, затем к Георгиевскому монастырю и Балаклаве. Жерла орудий в амбразурах казематированных батарей у входа в Севастопольскую бухту и узкий проход Балаклавской гавани делали высадку десанта невозможной. После бурных дебатов союзники определили место высадки на побережье южнее Евпатории. Центром подготовки экспедиции союзников стала Варна — в то время городок на территории Оттоманской империи.
Первого сентября 1854 года 89 боевых судов и 300 транспортов противника, пройдя мимо Севастополя, бросили свои якоря южнее Евпатории. На следующий день по сигналу с адмиральского корабля «Город Париж», на котором находился главнокомандующий союзными войсками маршал Сент-Арно, началась высадка десанта. Первый завоеватель — французский генерал Франсуа Канробер — вступил на крымскую землю. За ним беспрепятственно сошли на берег 62 тысячи войск при 114 осадных и 134 полевых орудиях.
Захватив беззащитную Евпаторию, союзники двинулись к основной цели своей экспедиции — главной базе Черноморского флота.
Главнокомандующий русскими сухопутными и морскими силами в Крыму князь А.С. Меншиков не смог остановить противника на альминских позициях. Но успех достался союзникам слишком дорогой ценой. «Еще одна такая победа, и у Англии не будет армии», — признался Герцог Кембриджский. Но ни английские, ни французские генералы, рассчитывавшие на скорую победу, не предвидели тех бедствий, страданий и потерь, которые обрушатся на союзные войска.
Князь Меншиков отвел армию к Севастополю, а затем произвел фланговое движение к Бахчисараю, чтобы не дать противнику отрезать русскую армию и в то же время сохранить возможность нападения на них с тыла.
После Альминского сражения союзники стали продвигаться к Северной стороне города, но получив преувеличенные сведения о якобы мощных там фортификационных сооружениях и, узнав от морской разведки, что русские поперек входа в бухту затопили суда (11 сентября 1854 года между Константиновской и Александровской батареями затопили 7 судов, это были старые парусные корабли Черноморского флота, позже, в феврале 1855 года — еще 8 судов), Сент-Арно приказывает обогнуть севастопольскую бухту и атаковать его с юга. Это позволило защитникам выиграть время и укрепить Севастополь с суши.
13 сентября 1854 года приказом начальника Севастопольского гарнизона генерал-лейтенанта Ф.Ф. Моллера город объявили на осадном положении. Князь Меншиков, покидая Севастополь, не назначил единого командующего. Высшие военные начальники — генерал-лейтенант Ф.Ф. Моллер, командир порта и военный губернатор вице-адмирал М.Н. Станюкович — не спешили возглавить защиту города. Фактическими организаторами и вдохновителями обороны стали адмиралы В.А. Корнилов, П.С. Нахимов, В.И. Истомин. Прибывшего из Дунайской армии подполковника Э.И. Тотлебена назначили инженером Севастопольского гарнизона.
Под их руководством матросы, солдаты, мастеровые, женщины и дети Севастополя приступили к строительству оборонительных сооружений. Работы велись днем и ночью. Перед лицом опасности в городе выпустили даже арестантов, влившихся в ряды защитников. Позже этот подвиг севастопольцев назовут «русским чудом», «русской Троей».
За короткий срок была создана глубокоэшелонированная оборона, состоявшая из восьми бастионов, протянувшихся на 7,5 км от Килен-балки до Александровской бухты.
Защитники готовились встретить врага. «Положили стоять», — написал вице-адмирал Корнилов в своем дневнике. И выстояли 349 дней и ночей против превосходящего противника, положив на алтарь Отечества свою честь и национальное достоинство, а многие сложили и свои головы на многострадальной крымской земле.
В ночь с 13 на 14 сентября 1854 года англичане двинулись к Балаклаве. Приблизившись к городу, неприятельский авангард был, к всеобщему удивлению, встречен метким ружейным огнем стрелков Греческого батальона полковника М.А. Манто. В развалинах средневековой генуэзской крепости, вооруженной четырьмя мелкокалиберными мортирами, заняли оборону 110 русских солдат. Храбрецы решили защищать позиции до последней возможности. Первая разрывная граната, выпущенная из русской мортиры, разорвалась в гуще вражеской колонны. Тогда англичане выдвинули вперед свою крупнокалиберную артиллерию и над Балаклавой раздались раскатистые залпы полевых орудий. В это время ко входу в бухту подошли корабли Королевского флота и, выстроившись в боевую кильватерную колонну, также открыли сильный огонь по городу.
«Несмотря на адскую канонаду, — писал капитан генерального штаба русской армии Аничков в 1856 году, — командовавший нашей батарейкой поручик Марков продолжал стрелять и только с последним зарядом прекратил огонь. Тогда англо-французы с криком «ура» бросились на укрепление и ворвались в город. Успех этот стоил неприятелю до 100 человек убитыми и столько же ранеными. Из числа защитников Балаклавы взяты в плен: раненый полковник Манто, 6 обер-офицеров и до 60 нижних чинов. Остальные успели уйти в Севастополь или были убиты. Командир роты капитан С.М. Стамати на вопрос союзных генералов: «Неужели вы надеялись с горстью своих солдат остановить целую армию?» — отвечал: «Безусловною сдачею своей я навлек бы на себя гнев моего начальства и даже ваше презрение; теперь совесть моя спокойна, я исполнил долг свой». После допроса принцы Кембриджский и Наполеон подошли, один к полковнику Манто, другой к капитану Стамати «и, потрепав по плечу, назвали их молодцами».
14 (26) сентября 1854 года с криком "Ура!" в 14 часов 30 минут над Балаклавской бухтой взвился флаг Великобритании. Английский пароход вошел в бухту и сделал промеры глубин. Вслед за ним в гавань вступили другие корабли эскадры во главе с винтовым 90-пушечным линейным кораблем «Agamemnon» под флагом контр-адмирала Эдмунда Лайонса. С корабля на берег сошли 200 моряков многочисленной военно-морской бригады (Naval Brigade), которая предназначалась для поддержки армии с сухого пути при штурме Севастополя с юга. По воспоминаниям священника Балаклавского греческого батальона Антония Аргириди, «матросы немедленно съехали на берег, и бросились по домам грабить и таскать все, что попало, на корабли; армия же стала рубить деревья и ломать дома, употребляя лес для варки пищи».
Так Балаклава стала базой британского флота в Черном море. Заняв город, англичане сразу же приступили к обустройству порта новой военной базы. Началось строительство каменной набережной и пристаней.
Командира батальона полковника М.А. Манто с женой и детьми англичане поместили в Балаклавский Георгиевский монастырь. Вскоре решилась и судьба горожан. Утром 28 сентября лорд Раглан вызвал к себе А. Аргириди и, выдав ему пропуск, приказал собрать всех русских и православных греков и покинуть Балаклаву. На сборы дали полтора часа. Из городка ушли около 200 человек, в основном, женщины и дети.
14 сентября в Балаклаву пришла одна из французских дивизий, офицеры которой пытались протестовать против занятия города и бухты англичанами. Собственно, по плану союзников, Балаклава должна была стать базой войск, составлявших правый фланг экспедиционной армии. С момента высадки десанта в Крыму французы находились на правом фланге, англичане — на левом, но очистить Балаклаву от них было уже невозможно. Конечно, если бы главнокомандующий французской армией маршал Сент-Арно не был тяжело болен, неизвестно, чем бы закончилось это противостояние. Но ему оставалось жить всего несколько дней. 15 сентября пятидесятилетнего маршала в экипаже князя Меншикова, взятым в качестве трофея на Альме, привезли в Балаклаву, а 17 сентября на корабле «Бертолле», в море, он скончался.
Поэтому французам, с новым командующим генералом Канробером пришлось создавать свою базу в районе Казачьей и Камышовой бухт.
15 сентября лорд Раглан и Франсуа Канробер произвели рекогносцировку Южной стороны Севастополя, изумленно обнаружив линию укреплений, опоясывающих город, и увидели тысячи людей, работавших на этих бастионах.
Вынужденные отказаться от немедленной атаки, союзники приступили к выгрузке осадной артиллерии и строительству циркумвалационной линии: англичане с турками в районе Балаклавы и Кады-Коя, французы — на Гераклейском полуострове. В это время лорд Раглан уже понимал, что «военная прогулка в Крым затягивается...».
Назначив комендантом Балаклавы полковника Давени и оставив в городке небольшой гарнизон, англичане расположились лагерем против Корабельной стороны Севастополя, восточнее Сарандинакиной балки. 23 сентября лорд Раглан перенес свою штаб-квартиру ближе к Севастополю на хутор русского генерала А.Б. Бракера.
Осадив Севастополь, англичане с турками стали обустраивать свою базу: на восточном берегу Балаклавской бухты строилась набережная, велась шоссейная дорога к штаб-квартире главнокомандующего, расширялась древняя генуэзская дорога, ведущая к английским позициям на правом фланге базы, чинился старинный водопровод, шедший по Кефало-Вриси, и даже пробивались артезианские колодцы, что позволило снабжать водой всю английскую базу.
В городке появились магазины, гостиницы, увеселительные заведения. По обеим сторонам бухты сооружались пристани. В бухте стояли не только военные суда и транспорты, но и несколько яхт английских аристократов. Вообще английские генералы собирались в Крымскую экспедицию основательно: имущество только герцога Кембриджского заняло полтора десятка повозок. Они везли с собой лошадей для охоты, гунтеров, слуг и массу бесполезных на войне предметов. Лорд Кардиган прихватил с собой любимую комфортабельную яхту «Драйяд», на которой имелась ванна и запас шампанского. Положение других офицеров и особенно рядовых было иное. «Холера и усталость очень подействовали на английскую армию. Гвардейские офицеры, цвет фешенебельности, были похожи на вороньи пугала... По целым неделям они не меняли белье и не мыли лицо: в карманах золото, а комфорта нет никакого», — сокрушался 7 октября 1854 года в своей корреспонденции из Балаклавы газете «Daily News» очевидец этих событий.
Секретарь Фонда Крымской армии Джордж Брэкенбери оставил воспоминания о Балаклаве того времени: «Бухта заполнена судами, которых потом, однако, станет гораздо больше. Прямо перед Артиллерийской пристанью стоит большое транспортное судно, рядом с которым на безмятежной поверхности воды грациозно и воздушно отдыхает яхта лорда Кардигана. Над всем этим башней возвышается корабль ее Величества «Agamemnon», пришвартованный так, чтобы контролировать бухту и ее берега». Путешественник Джордж Тейлор, посетивший линкор «Agamemnon» в Балаклавской бухте, писал, что «корабль представляет собой своеобразный плавучий отель и приют для больных офицеров, сочувствующих и других; и лишь немногие из побывавших на борту не свидетельствовали о гостеприимстве сэра Эдмунда Лайонса».
«Чтобы составить себе понятие о Балаклаве, — писала газета «Morning Chronicle», — вообразите себе город, конечно, весьма небольшой, заселенный офицерами главного штаба и интенданства, а улицы покрыты солдатами. Каждый дом, который стоил труда занимать его, взять во владение, и на дверях большими, черными или белыми буквами выставлены имена нынешних жильцов.
Главнокомандующий и штаб-офицеры поместились в загородных жилищах близ лагеря, но канцелярии их остались в Балаклаве. Квартиры главнокомандующего, канцелярии генерал-адъютанта и почтамта, главная квартира медицинского управления поражают приезжего при первом взгляде на улицы Балаклавы.
На углу каждой улицы расхаживает часовой. Лагерные огни горят день и ночь позади домов. Между черепичными и деревянными крышами видны красные верхушки палаток. В городе, кажется, нет башенных часов; но мы знаем который час по звуку трубы и колокола с кораблей, которые слышим в домах так же явственно, как бы были на самих судах. Слыша шум пароходов, приходящих и отходящих со свистом и извергающих на воздух потоки паров, можно вообразить себе, что офицеры соседнего дома кипятят колоссальный чайник на огромной печи. Кроме всякого рода провизии, отправляемой в лагерь, и пустых арб, прибывающих из лагеря для отвоза припасов, весь день стоит по балаклавской дороге столб пыли, а на улицах раздается топот лошадей: офицеры и слуги их приезжают на балаклавский рынок.
В первые недели было на рынке мало запасов. Покупатели должны были отправляться на транспортные суда и за наличные деньги требовать окорока, говядины или фунта соли. Шкипера купеческих судов получали деньги. Продавцы важничали, и те, которые не успевали приобрести их благосклонности, возвращались домой с пустыми ранцами. Но если продавец был в хорошем духе, счастливый покупатель, высыпая свой кошелек, наполнял ранец.
Вскоре настало время, когда транспортные суда продали все свои запасы. Продавцы приняли насмешливый вид, а шкипера сделались неумолимыми к просьбам лордов и джентельменов в запачканных мундирах с изорванными галунами и покрытых пылью: они возвращались в лагерь с неудовольствием и без запасов. Потом, по прибытии нового парохода, в одну минуту палуба его и каюты наполнялись голодною толпою с пустыми котомками, напоминающими о сборищах бедных, толпящихся у человеколюбивых обществ, где раздают еду. Из описания очевидца: "Наконец, несколько мальтийцев привезли провизию самого дурного качества и по баснословным ценам. Потом прибыл маркитант из Перы с грузом товаров всякого рода, который распродал за четыре дня с барышом до 36 000 пиастров. Он отправился за новым грузом, но уже не успел разбогатеть. С тех пор ежедневно стали являться новые продавцы».
Цены в городке были фантастические. В начале октября свеча стоила 2 шиллинга (60 коп. серебром), бутылка водки 17 шиллингов (5 руб. 10 коп. серебром). Об одеялах приходилось только мечтать. За старое, истертое — один офицер заплатил 2 фунта 10 шиллингов (15 руб. серебром) и был бесконечно счастлив. Другой офицер писал жене из Балаклавы, что ему сказочно повезло: удалось купить котелок для варки пищи за 60 рублей серебром.
Если вначале крымская погода порадовала союзников, особенно англичан, то вскоре обтановка оказалась далеко не курортной. Холодная погода, отсутствие достаточного количества теплой одежды, топлива, медикаментов — сильно отразились на физическом и моральном состоянии союзников, особенно англичан и турок: начались эпидемии, увеличилась смертность. Умерших от ран и болезней хоронили на склоне Кефало-Вриси и в конце бухты на восточном берегу.
Только прибытие в апреле 1855 года из Скутари в Балаклаву отряда сестер милосердия под руководством Флоренс Найтингейл (1820-1910) облегчило участь больных и раненых английской армии. Ряд историков назвали ее первой в мире сестрой милосердия, которая стала оказывать помощь раненым на поле боя. Истинно же первой, хотя и не признанной официально, стала сестрой милосердия Даша Севастопольская (Дарья Лаврентьевна Михайлова), которая еще в сентябре 1854 года перевязывала раненых на реке Альме.
Что касается Ф. Найтингейл, это была энергичная, смелая женщина, преодолевшая многие трудности на пути к достижению своей цели. К. Маркс в статье «Британская армия» писал: «На месте не нашлось ни одного мужчины, обладавшего достаточной энергией, чтобы разорвать эту сеть рутины и действовать на свою ответственность, руководствуясь требованием момента и вопреки регламенту. Лишь одно лицо осмелилось это сделать, и это была женщина, мисс Найтингейл. Убедившись, что необходимые вещи находятся на складе, она, как сообщают, взяла с собой нескольких смельчаков и совершила самую настоящую кражу со взломом со склада ее величества». Заболев лихорадкой, она вернулась в Скутари — в Турцию. Затем еще дважды приезжала в Балаклаву: в октябре 1855 года и в марте 1856 года, покинув Крым навсегда 12 июня.
Основной английский госпиталь располагался на Крепостной горе, в палатках и одноэтажных бараках. Выровненные для них площадки и ныне отлично просматриваются на южном склоне. Целебный горно-морской климат способствовал выздоровлению раненых. Второй госпиталь находился в конце бухты, возле английской железной дороги.
В 1912 году международная конференция Красного Креста учредила медаль имени Флоренс Найтингейл, которую присуждают один раз в два года медицинским сестрам всего мира, особо отличившимся на войне или в спасении раненых во время стихийных бедствий» (На 1 января 1993 года медалью Флоренс Найтингейл награждено было более 970 человек. В бывшем Союзе — 46 человек. Из них в мае 1967 года — жительница города Севастополя К.В. Бутова, медсестра, участница Великой Отечественной войны).
Недостаток транспортных средств и плохие дороги затрудняли доставку орудий и боезапасов к позициям англичан, которые с зимы 1855 года стали вести осадные работы только против третьего русского бастиона. Тогда англичане решили оборудовать базу со всей обстоятельностью.
Между тем предпринятое генерал-лейтенантом Липранди в октябре наступление на Балаклаву заставило англичан спешно свернуть работы по благоустройству Балаклавы и приготовиться к эвакуации войск и имущества. «Взятие Кадыкойских редутов, — писал капитан Генштаба Аничков, — сильно встревожило союзных генералов. Они потеряли уверенность в неприступности своей позиции и не без основания начали опасаться за Балаклаву, где... находились у них значительные склады продовольственных и военных запасов. Нет сомнения, что если бы отряду генерал-майора Липранди можно было дать сильнейший состав, то Балаклава в тот же день была бы в наших руках, но в тот момент кампании силы наши под Севастополем были еще весьма назначительны в сравнении с неприятельскими, и потому опасно было бы отделить большее число войск для предприятия, все-таки второстепенного, по сравнению с обороной Севастополя».
Лорд Раглан, поддержанный командующим Британским флотом в Черном море вице-адмиралом Дандасом, 26 октября 1854 года решил оставить Балаклаву. Дандас приказал погрузить на суда морскую бригаду и часть орудий, чтобы спешно оставить город, но контр-адмирал Лайонс убедил его, что Камышовая бухта мала для союзного флота и потеря Балаклавы приведет уже через неделю к необходимости оставить и Крым. Предложение Лайонса удерживать Балаклаву было принято. За заслуги моряку пожаловали звание лорда.
После того как лорда Дандаса отозвали с Черного моря, главное командование всеми военно-морскими силами перешло к Лайонсу. Как профессиональный морской офицер, он прекрасно понимал, что Балаклава — лучшая база для флота в Крыму, и ускорил строительство причальных сооружений в бухте.
Уже 18 декабря 1854 года гидрографическая служба Адмиралтейства издала точную навигационную карту Балаклавской гавани с изобатами глубин и расположением всех географических деталей местности, а старший офицер линейного корабля «Sanspareil» командор Уильям Гордон составил подробное описание военного порта с приложением плана. На карте хорошо видно, что берег бухты разделили на отдельные участки по видам доставляемых кораблями грузов, затем приступили к возведению капитальных причальных сооружений.
За относительно короткое время в Балаклаве появились пристани для грузов комиссариата, инженерного корпуса, артиллерии и рогатого скота. Гордон детально описывает результаты работы британских инженеров и рабочих в 1855 году: «Общая протяженность всей причальной линии для стоянки судов в гавани составила 700 ярдов с шириной свободного прохода в 140 ярдов. Длина участков берега, приспособленного к высадке с корабельных шлюпок на восточной стороне, составляла 750 ярдов, а на западной — 290 ярдов. Остальное пространство побережья было недоступно, так как представляло собой крутые скалы и не имело никакой внутренней связи с городом. ...Пространство между точками «А» и «В» на плане занимает пирс, который был построен вскоре после прибытия «Sanspareil» в Балаклаву и с этой пристани в ноябре, декабре и январе 1854 г. были выгружены с кораблей сотни голов рогатого скота и лошадей, а также сошли на берег больше батальона солдат. Между точками «В» и «О» параллельно берегу был пришвартован «Harbinger». Мистер Ваукс сказал, что «берег был удобен для высадки, и мы соорудили небольшой пирс непосредственно для нас». В пункте «О» имелся хороший причал больших размеров, где выгружали множество артиллерийских грузов включая самые тяжелые орудия и мортиры. Однако большую часть осадных орудий и мортир выгрузили между пунктами «G» и «F», здесь вырубили в скале два участка для этой цели непосредственно после того, как гавань была занята. Здесь также установили хороший пирс, на который часто высаживались полки. В пункте «Н» находилась маленькая долина, напротив которой был пришвартован H.M.S. «Vesuvius»; там имелся военно-морской склад для различных грузов, где работали ремесленники. Между пунктами «С» и «F» шлюпки не могли приближаться к берегу, но от «С» до «О» имелось множество маленьких причалов, у которых они постоянно разгружались».
Возмущенный появлением в британской печати некомпетентных и лживых свидетельств о «неправильной» системе швартовки судов в Балаклавской бухте, Гордон также детально рассказал о том, как на самом деле осуществлялись швартовные операции:
«Различные некомпетентные свидетели высказывались, что суда в Балаклаве были пришвартованы неправильно; другие, имевшие здравый смысл, объявили противоположное мнение. ...Некоторые думали, что все суда должны быть пришвартованы носом и кормой, другие наоборот. Однако, на самом деле, применялись оба способа. У входа в гавань между пунктами «А» и «В», где размещали мало грузов, суда были пришвартованы и носом и кормой. Между точками «В» и «С» самые большие корабли швартовали поперек, в четко определенных местах, и они были в готовности к свободному выходу из бухты без вероятности столкновений с другими судами; под их кормой также оставался свободный проход для шлюпок, чтобы была возможность выгружать грузы по всей линии причалов. Любой другой метод с таким большим количеством огромных пароходов был бы невозможен...».
Таким образом, размещение большого количества кораблей Британского флота и грузовых судов в Балаклавской бухте имело грамотную четкую организацию, позволившую максимально использовать естественные географические преимущества гавани.
Особого внимания заслуживает система управления портом. Старший военно-морской начальник Балаклавы (комендант) имел высшую власть в организации причаливания транспортов и других судов, входящих в порт. Он также решал все вопросы, касающиеся разгрузки кораблей для комиссариата и военных властей, регулировал движение транспортов в бухте с учетом пожеланий главного смотрителя за транспортами (транспортного агента). Размещением кораблей в гавани с ноября 1854 года посменно руководили капитан Кристи, командир линкора «Sanspareil» Леопольд Хис, контр-адмирал Чарльз Фримантл, державший флаг на фрегате «Leander», и контр-адмирал Эдвард Боксер.
Коменданту Балаклавского порта подчинялся капитан парового шлюпа «Vesuvius» Ричард Пауэлл, активно руководивший лоцманской проводкой и швартовкой всех кораблей, приходивших в гавань. Главный смотритель за транспортами в своих действиях руководствовался инструкциями из штаба Британской армии. Он регулировал движение транспортов в порту, а его лейтенанты контролировали посадку на корабли больных и раненых, выполняли другие обязанности, связанные с шлюпочными грузоперевозками внутри бухты. Все частные суда в гавани находились под полным контролем главного смотрителя за транспортами.
Общее командование портовыми службами возлагалось на суперинтенданта Британской армии, отвечавшего за довольствие действующих войск в Крыму. Самую большую пользу для базы английского флота в Балаклаве оказал на этой должности контр-адмирал Эдвард Боксер (1784-1855). Опытный моряк, прослуживший с августа 1843 года по март 1853 года смотрителем за транспортами и капитаном порта в Квебеке, прекрасно знал тонкости этой сложной и ответственной работы. Как грамотный администратор он в декабре 1854 года был назначен на должность суперинтенданта в Балаклаве. Порту требовался такой руководитель. Вклад контр-адмирала Боксера в улучшение деятельности порта красноречиво описывает секретарь Фонда Крымской армии Джордж Брэкенбери:
«...Его преданное и не оцененное должным образом служение обществу не смогло защитить его от злословия, с которым в определенный период столкнулся почти каждый, кто занимал ответственный пост в Крыму. Превосходный порядок в бухте, благодаря чему множество самых больших судов без давки и неразберихи было размещено в ее узком пространстве; содержащиеся в образцовом состоянии чистые сходни для снующих от корабля к кораблю лодок и для прибывающих и уходящих судов; вода, которая в первые дни оккупации угрожала стать более грязной, чем в Темзе, и более ядовитой, чем в отстойнике, а потом так тщательно оберегалась от загрязнения, что стала напоминать внутреннее озеро; прочные и вместительные причалы, терпеливо и старательно сооруженные из добытого из скал камня, — все эти многочисленные и важные преобразования стали возможны благодаря неутомимой деятельности и постоянному личному руководству этого преданного и честного слуги народа. Он, как и многие его собратья, принес свою жизнь в жертву стране, в которой неблагодарному рахитичному детищу нетерпеливости и недоразумения суждено было надолго пережить своих родителей. И этот величественный памятник, возведенный в память об адмирале Боксере, взывает к справедливому приговору друга и врага. Si monumentum requiris, circumspice».
Заслуги адмирала в организации поставки военного снаряжения на фронт отметила и официальная английская историография: «Обильный поток материалов был гарантирован не только появлением железной дороги, но и благодаря существенной реорганизации Балаклавской бухты энергичным и несправедливо оклеветанным адмиралом-суперинтендантом Эдвардом Боксером».
К середине апреля 1855 года между Георгиевским монастырем и Варной завершили укладку подводного кабеля. Это позволило всего за несколько часов связываться с Лондоном и Парижем. В июле англичане наладили оптическое сообщение между флагманским кораблем и передовыми укреплениями. Судно стояло близ устья Севастопольской бухты. С помощью оптического устройства с него можно было наблюдать за передвижением русских войск на Корабельной стороне.
Тяжелая болезнь не дала возможности Боксеру сделать больше: 4 июня 1855 года он скончался от холеры в Балаклаве.
Командор Гордон продолжал выполнять свои обязанности по управлению портом, выделяя членов экипажа своего корабля на разные работы. На плечах личного состава «Sanspareil» лежал огромный объем работы. «Моряки, — писал Гордон, — обслуживали батареи, перевозили на шлюпках грузы и пассажиров, постоянно восстанавливали палатки сухопутных войск. Инженеры, кочегары и кузнецы корабля отремонтировали три буксирных и два железных парохода, восстанавливали поврежденные механизмы оружия из лагеря армии. Плотники линкора также постоянно были в работе, ремонтируя конструкции транспортов, включая большие бимсы двух из самых больших пароходов, быстрее, чем это сделали бы в Константинополе.
Недавно боцман и сорок матросов в течение трех недель при самой плохой погоде строили хлев для 240 мулов, и эта работа была умело выполнена без помощи плотников главного инженера базы Мурдоча. Ежедневные поставки комиссариатом продовольствия и фуража в основном обеспечивались шлюпками «Sanspareil».
Гордон организовал налаженную работу судов-угольщиков, снабжавших военные и гражданские корабли. Когда какое-нибудь паровое судно нуждалось в угле, угольщик подходил вплотную к борту, и матросы перегружали уголь в ямы. Большие пароходы в основном брали уголь в Константинополе и в редких случаях пользовались этой возможностью в Балаклаве. Угольщик «Еmperor», стоявший в бухте, обеспечивал передачу 35 тонн угля в день. Портовое судно «Indiana» могло взять на борт 100 тонн. Принимать за основу мальтийскую систему хранения нескольких сотен тонн на палубах больших лихтеров Гордон считал нецелесообразным.
Боеприпасы, продовольствие и боевые подразделения в Балаклаву доставляли такие знаменитые британские железные винтовые пароходы, как «Great Britain», «Ніmalaуа» (самое большое на тот момент винтовое судно в мире), «Croesus», «Golden Fleece», «Jason», «Harbinger», «Lady Joselyn, «Hydaspes». Оснащенные по последнему слову техники того времени, они могли принимать на борт большое количество солдат и военного груза. Паровые машины позволяли им не зависеть от капризов погоды и своевременно доставлять на крымский фронт все необходимое.
Кроме пароходов, в Балаклаву с продовольствием ходили и быстроходные парусные суда — клиперы. Они обладали высокими мореходными качествами и часто обходили даже паровые корабли. Американский путешественник Джордж Френсис Трейн, посетивший Балаклаву в 1856 году, написал:
«Я очень счастлив получить пристанище на борту красивого клипера «Осеаn Неrald» из Нью-Йорка. Он использовался более года французами и сделал несколько переходов в порты Черного и Средиземного морей. Теперь корабль стоит под разгрузкой сена для медицинского департамента, после чего возьмет на борт войска во Францию. Капитан Фарбер, хорошо известный на Северо-Атлантической пакетботной линии, бывал здесь много раз в течение осады, назначен на Крымское направление и, кажется, уверенно чувствует себя во французском лагере».
Продовольствие, доставляемое в Балаклаву морем, требовалось в короткие сроки поставлять на фронт. Если стояла сухая погода, это делалось без относительных затруднений, но когда шли дожди, крымские дороги превращались в глубокий поток жидкой грязи, в котором утопали повозки с жизненно необходимым для армии грузом.
Британское правительство выходом из сложившегося положения видело строительство железной дороги, которая связала бы порт со штабом лорда Раглана и передовыми частями своей армии. Это решение имело много противников, которые считали, что русские частыми нападениями не позволят выполнить задуманное, а сильные осенние дожди размоют пути. Однако был сделан проект строительства железной дороги, поступивший от частной фирмы господ Пето, Беттса и Брэсси, известной строительством дорог во многих странах мира.
Движимая патриотизмом фирма вызвалась построить рельсовый путь от Балаклавы до позиции по себестоимости, без извлечения какой-либо денежной выгоды. Инженеры предложили проложить колею от порта к штабу и участкам фронта, наиболее полезным в операциях комиссариата. Уже 2 декабря 1854 года в газетах появилось объявление фирмы, приглашавшее рабочих разных специальностей: плотников, кузнецов, землекопов и др. немедленно ехать в Крым для работ под руководством частных инженеров, не состоящих на государственной службе. Последнее особенно подчеркивалось. За дело брались частные предприниматели; дискредитировавшие себя государственные чиновники отстранялись.
В январе 1855 года Крымская армия узнала, что из Англии выехали землекопы строить дорогу, и у нее явилась надежда на улучшение положения. По приказанию лорда Раглана команды «слабосильных» в числе 200 человек снесли несколько зданий в районе Кады-Коя и Балаклавы, чтобы очистить место для прибывающей экспедиции и ее грузов. Камни от разбираемых зданий сносились к линии будущего железнодорожного полотна.
Англичане собственными средствами доставляли в Крым все необходимое для работы. Даже пристань для выгрузки людей и материалов не была забыта и в разобранном виде привезена в Балаклаву. Личный состав экспедиции состоял из 500 рабочих, в число которых принимались только молодые люди, отличавшиеся большой силой и выносливостью. Техническое руководство принадлежало главному инженеру и трем его помощникам. Организацией строительства занимался главный администратор, в распоряжении которого было три помощника и один кассир. Кроме того, при экспедиции состоял врач и четыре фельдшера. Таким образом, управленческий аппарат экспедиции составлял всего 2,8% от количества рабочих.
В течение января 1855 года из Англии были доставлены: 1800 тонн рельсов, 6000 шпал, 300 тонн досок и 3000 других предметов. Постройка дороги силами солдат 14-го и 89-го полков началась 27 января. В окрестностях Балаклавы лежал слой рыхлой почвы толщиной в 15-18 дюймов; после дождя он делался мягче заново вспаханного поля. Поэтому сначала сооружали основательную каменную постель, поверх нее укладывали шпалы, а к последним прикрепляли рельсы.
Работу вели с большой поспешностью. Рабочие были разделены на группы по 60 человек. Днем половина укладывала шпалы и рельсы, а ночью другая половина засыпала их балластом из камня и земли. Ночная работа производилась при свете особых жаровен на высоких ножках.
О быстроте работы можно судить по тому, что в начале февраля на главной улице Балаклавы, где начиналась дорога, было уложено 50 ярдов рельсового пути (около 50 метров) и был подготовлен для укладки рельсов участок до церкви деревни Кады-Кой, а к 23 февраля до этого селения уже шел готовый рельсовый путь и по нему доставлялись грузы. В течение суток строилось до 1/4 мили пути включая сюда сооружение малых мостов через ручьи, малых насыпей и выемок для выравнивания полотна.
О темпе работы можно судить еще по следующему примеру: привезенная из Англии машина для забивания свай была выгружена с корабля на набережную Балаклавы вечером. К утру она по частям была доставлена к месту, где через впадавший в бухту ручей строился мост, и собрана там, а к вечеру сваи были забиты, мост закончен, и рельсовый путь протянулся на сто ярдов.
К 26 марта 1855 года рельсы были уложены вплоть до главной квартиры, отстоявшей в 4 и 1/2 милях от Балаклавы. В апреле линия уже доходила до позиций, и по ней доставлялись к траншеям во время второй бомбардировки Севастополя военные припасы. Общая протяженность линии была около 8 миль и построена она была в течение семи недель.
Железная дорога проходила по обеим берегам Балаклавской бухты, затем двойной линией по долине до деревни Кады-Кой, откуда поворачивала на запад, огибая холм; далее она тянулась на север до главной квартиры и потом до Воронцовской дороги, где отделялась ветка в одну милю длиной к «Алмазной» батарее. Полотно было построено настолько прочно, что дожди, шедшие в течение 24 дней, не испортили его. В начале февраля из Англии были доставлены два локомотива. Предполагалось, что они будут водить поезда. Однако крутизна уклонов не позволила этого. Тогда оба паровоза были поставлены в верхней части наиболее крутых подъемов, как стационарные двигатели. Они приводили в движение барабаны, снабженные длинными канатами, с помощью которых на подъемы вытаскивались тяжело груженые составы. На остальном протяжении пути вагонетки и платформы передвигались лошадьми и мулами. Последние оказались особенно пригодными и быстро привыкали ходить по шпалам.
Пропускная способность дороги была так велика, что, кроме доставки всех военных припасов, можно было ежедневно предоставлять комиссариату 60 вагонов.
Колоссальное по техническим условиям того времени сооружение позволило доставлять из военно-морской базы в Балаклаве снаряды к английским и французским батареям в неограниченном количестве и неделями вести непрерывный артиллерийский огонь по Севастополю.
Французский священник Макс Рейхард, побывавший в Балаклаве 1 декабря 1855 года, написал, что «каждый предмет движется размеренно и в строгом порядке... Изящные локомотивы английской армии пересекают долину, и, какой бы временной ни была эта железная дорога, она играет огромную роль; именно по ней армия снабжается боеприпасами».
После войны англичане железную дорогу разобрали, продав её Турции.
Во время Крымской войны на стороне союзников — Англии, Франции и Турции выступило Сардинское королевство. 26 апреля (8 мая) 1855 года вспомогательный пятнадцатитысячный сардинский корпус под командованием генерал-лейтенанта Альфонса Ла-Мармора высадился в Балаклаве. В его составе находились 25 батальонов пехоты, четыре эскадрона кавалерии (600 сабель) и 36 полевых орудий. Подчинялись итальянцы английскому главнокомандующему. Корпус расположился лагерем вблизи Балаклавы. Место для главной квартиры А. Ла-Мармора облюбовал в Кады-Кое. Над домом генерала, по свидетельству очевидцев, развевался большой национальный флаг с гербом Сардинии. Участник обороны Севастополя П.В. Алабин, посетивший генерала А. Ла-Мармора сразу после заключения мира, в своих записках вспоминает: «В приемной генерала множество журналов и газет на различных языках. Он принял нас очень приветливо, просил быть у него без церемоний; штаб его, особенно начальник его штаба, граф Петити обворожил нас... Вообще сардинцы любезнее с нами французов и англичан; они как-будто осознают неправоту своего вмешательства в эту войну, не имеющую у них, как видно, популярности».
Позиции сардинцев находились на горе Гасфорта и Телеграфной высоте. Они приняли участие в боевых действиях 6 июня 1855 года — при штурме союзниками Севастопольских укреплений и в последнем сражении в Крыму — Чернореченском. Без жертв войны, понятно, не бывает. Сардинцы потеряли 2194 человека. Правда, убитыми только 12, умершими от ран 16. Гораздо страшнее пуль оказались для итальянцев болезни. От них умерло 2166 человек. В июне 1855 года от холеры скончался и старший брат командующего, командир 2-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Александр Ла-Мармора. Хоронили сардинцев в деревнях Камара и Кады-Кой. В 1882 года с разрешения русского правительства на горе Гасфорта было устроено итальянское кладбище, на котором перезахоронили останки сардинцев. На вершине горы соорудили часовню из крымского известняка. Построенная в ламбордийском стиле итальянским инженером Герардини, она восхищала современников изящной архитектурой, пропорциональностью, гармонией с окружающим пейзажем. Под часовней был устроен склеп, в который вели несколько ступеней. Вокруг некрополя, территория которого была около 230 квадратных метров, имелась каменная ограда. На кладбище перенесли останки генералов Ла-Мармора (затем их отправили в Италию), Аноальди, Ланцавеккиа. Открытие состоялось 16 августа 1882 года. Кладбище содержалось на средства итальянского правительства, находилось под наблюдением их консула, приезжавшего из Одессы.
Как известно, в период обороны Севастополя 1941-1942 гг. по горе Гасфорта проходил передовой оборонительный рубеж защитников города. Бывали дни, когда за сутки высота несколько раз переходила из рук в руки. Некрополь и часовня были разрушены. Остатки часовни разобрали в конце 50-х гг. От нее остался лишь фундамент. По зарослям кактусов (опунция), в свое время завезенных из Италии, визуально определяется место некрополя. Правда, кактусов осталось совсем немного, их часто можно увидеть на севастопольских рынках.
Видимо, в это же время на склоне Кефало-Вриси итальянцы установили памятник павшим воинам-сардинцам — высокий крест из белого мрамора. По свидетельству старожилов, надписи на нем не было. Среди балаклавцев даже ходила легенда, что это крест на могиле дочери богатого генуэзца. В годы Великой Отечественной войны памятник пострадал. Позже крест распилили. Из него сделан надгробный памятник бывшему управляющему Балаклавского рудоуправления А.С. Грошеву (скульптор В.Е. Суханов).
Около хутора Языкова, в верховьях Сарандинакиной балки находилась главная квартира французской армии. Она делилась на два корпуса: осадный и обсервационный. Последовательно армией командовали: маршал Леруа де Сент-Арно, генерал Канробер (до 7 (19) мая 1855 г.) и генерал Пелисье — впоследствии маршал, герцог Малаховский.
После окончания Крымской войны, в 1863 году, по договоренности с русским правительством, в районе пятого километра Балаклавского шоссе на средства Франции было устроено военное французское кладбище. Автор проекта — инженер-капитан Форпос. На площади в один гектар он создал своеобразный некрополь — образец ландшафтно-паркового ансамбля и кладбищенской архитектуры. Кладбище было огорожено каменной оградой с металлическими воротами в центре. Слева имелась мраморная доска с надписью на французском и русском языках: «Французское военное кладбище 1854-1855 гг.» и «Земля Французской республики». При входе стоял двухэтажный дом, покрытый «марсельской» черепицей, в котором жил французский вице-консул, он же и смотритель кладбища. Должность эта сохранялась до 1936 года, последним смотрителем-французом был Раве Жозеф. На этом кладбище он и похоронен.
В центральной части находилась часовня. На ней были нанесены имена погибших генералов: Брюне, Мейрана, Бизо, Бретона, Сен-Поля, Понтеве... Вдоль стен некрополя располагались семнадцать склепов. В подземной их части, в нишах лежали черепа и кости погибших французов. У входа в склепы возле металлических кованых дверей были укреплены мраморные плиты с указанием родов войск.
Источники приводят разные данные о потерях французов в период осады Севастополя. В книге Э.И. Тотлебена «Описание обороны города Севастополя» приводится цифра 45 874 человека. По другим данным — более 80 тысяч (вместе с умершими от болезней). На собирательном воинском французском некрополе было погребено только 28 тысяч.
В период Великой Отечественной войны кладбище пострадало, но в целом сохранилось. На некрополе около него производились захоронения участников обороны и освобождения Севастополя. В 1982 году волевым решением городских властей часовня и склепы были варварски уничтожены. В 2001 году киевский архитектор Ю.П. Олейник разработал проект нового мемориального комплекса на месте бывшего французского некрополя.
Летом 1855 года в английской армии произошли изменения. 16 июня на хуторе Бракера от холеры скончался лорд Раглан. Окружающие единодушно утверждали, что его погубило поражение союзников — неудачный штурм севастопольских позиций 6 июня. «Лорд Раглан умер от огорчения и подавившей его тревоги, умер как жертва неподготовленности Англии к войне», — говорит в своих воспоминаниях генерал Вуд. Тело Раглана отправили в Великобританию. Новым главнокомандующим англичан стал начальник штаба генерал Джеймс Симпсон, затем его отозвали в Великобританию, а главнокомандующим назначили генерал-лейтенанта Вильяма Джона Кондригтона — ставшего впоследствии губернатором Гибралтара.
На хуторе Бракера, около колодца, англичане установили гранитную плиту, что здесь умер лорд Раглан. В доме генерала поместили аналогичную мемориальную доску и еще одну — с именами Раглана, Симпсона и Кондригтона — живших здесь последовательно друг за другом английских главнокомандующих.
В период осад Севастополя «Маленький Лондон» был местом шумным и суетливым. Там «гнездились как попало» англичане, французы, турки, греки, армяне, сардинцы на военных и купеческих судах, в палатках, «шалашах», бараках, омнибусах, вагонах и даже в двухэтажных деревянных домах, в которых, в особенности во втором этаже, нельзя было ходить без опасения провалиться, — вспоминал В.И. Ден — очевидец и участник севастопольских событий.
За 349 дней осады противник шесть раз подверг Севастополь длительным бомбардировкам и предпринял два штурма укреплений города: 6 июня и 27 августа 1855 года. Об отражении июньского штурма, приуроченного французами к 40-летию битвы при Ватерлоо, рассказывает панорама «Оборона Севастополя 1854-1855 гг.» (автор — Ф.А. Рубо). Экспонируется в Севастополе на Историческом бульваре.
27 августа 1855 года французам удалось захватить один русский бастион — Малахов курган. Отбить его не удалось, и защитники перешли на Северную сторону города. Активные боевые действия в Крыму прекратились.
30 марта 1856 года в Париже заключили мирный договор: Севастополь, Балаклаву и другие захваченные города возвратили России в обмен на взятую в ходе Крымской войны крепость Каре. Россия обязывалась не иметь военного флота на Черном море, которое объявлялось нейтральным, открытым для торговых судов всех стран. Долгая кровопролитная война отошла в историю.
После заключения Парижского мирного договора множество русских офицеров направилось осматривать английские позиции в Балаклаве. Участник обороны Севастополя Н. Крыжановский оставил интересные впечатления о посещении базы британской армии и флота в Крыму: «Самый поверхностный осмотр Балаклавы, обращенной, так сказать, в предместье Ливерпуля, до крайности интересен во всех отношениях. При виде значительного числа судов самых больших рангов, наполнявших бухту Балаклавы, при взгляде на длинную набережную, поставленную на том месте, где так недавно еще была одна песчаная отмель, на все пересекающиеся железные дороги, на целый ряд огромных магазинов, из коих несколько было железных, на все машины и устроенные уже заведения, на которых приготовляли хлебы, гвозди и все потребности армии, на улицы домов, целиком привезенных из Англии, и наконец на многочисленные толпы английских простолюдинов, нанятых и привезенных сюда частными людьми; вспомнив кроме того, что не более как за два года перед сим на том же месте, постоянно мирном и пустынном, жило без всякого шума несколько сотен греков, занимающихся рыбной ловлей, с невольным ужасом помышляешь о страшном могуществе золота и богатства, о неимоверных расходах, сопряженных с войною, и обо всем, что на те же деньги можно сделать истинно полезного и великого».
С этим мнением трудно не согласиться. Перед тем, как навсегда оставить Балаклаву, английские корабли, по словам русского офицера П.В. Алабина, «грузятся снарядными осколками, собираемыми в городе, артиллерийскими орудиями и даже гранитом домов и набережных.
Французы взяли свои трофеи и только. Англичанам мало трофеев, им нужна прибыль: чугун осколков, свинец пуль, гранит набережных и надгробных памятников, захваченных на севастопольских кладбищах, все пойдет в дело. Кажется, англичане, если бы могли, увезли с собой все развалины Севастополя, Малахова кургана и бухту».
Англичане вывезли 875 чугунных орудий, 3 — даже приведенных в негодность — и 89 бронзовых стволов, несколько пушек утонуло в бухте.
В семь часов утра 30 июня 1856 года, ровно через три месяца после заключения мира, английские корабли с войсками на борту отдали швартовы и вышли из балаклавской гавани, ставшей им надежным пристанищем на время беспримерной в истории осады Севастополя. Над разрушенным Севастополем и Балаклавой раздавался перезвон колоколов уцелевших церквей. Величали живых, отстоявших Крымскую землю, поминали погибших воинов.
Вмонтированные в бетон стволы орудий, используемые как кнехты на Набережной Назукина, и сегодня напоминают о событиях Крымской войны.
Шавшин В.Г. Балаклава. Исторические очерки. — Симферополь: Бизнес-Информ, 2002.
Третьяков А.А. Балаклава: страницы морской истории 1773-1856 гг. — Симферополь: СОНАТ, 2007.
Объявления
Юмор на отдыхе
Едут две женщины в поезде.
Одна:
– Не жизнь, а тоска.
– Так заведи себе любовника, да бери с него 500 баксов в месяц!
– Где ж такого взять?
– Ну двоих заведи по 250.
– Да тоже проблематично.
– Тогда 4 по 125!
Мужик с верхней полки:
– Дойдёте до 5 баксов – разбудите.