Очерки о Крыме → Мангуп

Я ехал по дороге от Симферополя на Севастополь и Херсонес. Томясь в ожидании встречи с горами, которые должны были открыться вскоре за Бахчисараем, сел, полуобернувшись, к окну вагона. За окном проплывали аккуратные полустанки с разноцветными переездами и красивые поселки в садах, усыпанных зреющими плодами южной долины. Ровное, обсаженное деревьями шоссе временами подходило почти вплотную к железнодорожному полотну и шло какое-то время рядом, а затем убегало вдаль. Пасущиеся поодаль кони, в распадках между пологими холмами, небольшие стада коз и овец, жующих степную траву прямо у обочины, ложились штрихами в меняющейся каждую минуту, но в то же время удивительно постоянной картине.

Пейзажи за окном, нанизываясь один за другим звеньями необыкновенной цепи, потянули из памяти воспоминания, связанные с предыдущими посещениями этих мест...

Может быть, по контрасту с видом из окна вагона вспомнилось первое посещение ущелья Марьям-дере и разрушенного Успенского монастыря.

Это было серым хмурым утром. У заброшенной обители меня окружили серые обрывы плоских гор, покрытые пыльной зеленью кустов. Среди них телом спящего дракона показались темные изгибы узкой, зажатой горами долины. По краям ее, в скалах, - проваленные и замусоренные кельи покинутого монастыря. Повсюду группки больных из расположенной здесь психиатрической лечебницы. Я шел по тропинке вдоль обрыва, как вдруг один из этих несчастных, подросток, одетый во что-то неопределенного цвета, вылез из кустов внизу ущелья. Он догнал меня, тяжело дыша, и попытался объяснить что-то на своем, непонятном мне языке. Помню, стало совсем тоскливо на душе...

Я прощался с Мангупом, стоя на крутом обрыве Внешней Гряды, напротив Речных Врат.

В степь за спиной садилось солнце. На противоположной стороне обширной долины, лежащей у ног, в низких закатных лучах ярко пылали обрывы куэстовых гор. Молочно-белый с голубым отливом туман, закрывший ущелья, проходы из горной Таврики, накинул вуаль на спящие города-крепости Мангупа и Эски-Кермена. В синем, темнее цветков цикория небе потихоньку угасали облака, отразившие багрянец заката. Поднявшийся ветерок принес волну аромата богородичной травы от прогретых за день на солнце скал, поиграл седым ковылем на краю обрыва и умчался на другую сторону долины, в места, где совсем еще недавно он поднимал пыль на городских каменных улицах, обтекал дворцы и храмы, резвился среди зубцов сторожевых башен и срывался вниз, к бегущим на дне долин хрустальным рекам, перебирая по пути листву роскошных садов.

Сегодня он пронесется лишь сквозь руины. Мимо остова цитадели и пустых окон пещерных храмов, мимо разрушенных ворот города, не встречая на своем пути ничего из былого великолепия могучего Дороса. Пролетая над развалинами, ветер раскачает кроны невысоких пушистых дубов и кустов кизила, словно пытаясь разбудить уснувший город. Ничто не ответит ему. Изредка только разнесется над окрестностями заунывный звон колокола из монастыря за краем плато, да летом напомнят о былом многолюдье разноцветно одетые стайки туристов. Еще не время. Оно скоро придет, верится, и восстанут преображенные стены храмов Дороса. Сонмы людей, некогда бывших здесь, покинут свои дома-пещеры и отправятся, радостные, навстречу восходящему Солнцу, делясь полнотой чувств с теми, кто жил в других местах...